Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время ужина лакеи, по заранее составленному списку, провозглашали здравицы новобрачным, их родителям, близкой родне и всем гостям.
Часам к 6 утра бал кончался. Новобрачные уезжали в одной простой карете, не той, в которой невеста ехала к венцу, а за ними разъезжались гости.
У выхода стояли официанты и держали подносы с налитыми шампанским бокалами. Каждый уходящий гость брал бокал, пригубливал шампанское и клал на поднос «чаевые» деньги.
На другой день новобрачных поздравляли с законным браком служащие: они вскладчину покупали пару белых гусей, перевязывали им шеи розовыми ленточками и подносили их молодым хозяевам.
К вечеру новобрачные ездили с визитами к близким родственникам и уважаемым гостям, при этом они развозили с собой в карете коробки конфет и дарили эти конфеты при каждом визите, а их отдаривали золотыми и серебряными вещами.
На этом и кончалась свадебная церемония.
В тех же самых домах, где происходили свадебные балы, справлялись и поминки более зажиточных людей.
Но были еще дома при некоторых из московских кладбищ, специально отдаваемые под поминальные обеды; эти дома считались дешевыми, и в них справляли поминки люди среднего класса.
Почти все или, по крайней мере, большинство населения Москвы не принадлежало к коренным москвичам, население составилось из пришлых людей; и вот эти пришельцы в Москву, умирая в ней, имели обыкновение завещать похоронить себя на кладбищах у тех застав, от которых дороги ведут на их родину и по которым они пришли в Москву. Так, на Пятницком и Лазаревском кладбищах хоронились ярославцы и тверитяне, на Дорогомиловском — уроженцы Можайского, Рузского и Верейского уездов.
В этом желании — похорониться поближе к родным местам, оправдались слова поэта:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать.
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать…
Именитое купечество и люди ученые хоронились на кладбищах при московских монастырях — Донском, Новодевичьем, Симоновском, Даниловом, Покровском и прочих.
А артисты московских театров — большею частью на Ваганьковском кладбище.
Москвичи вообще любили помянуть своих покойников.
Поминальные обеды справлялись с особым ритуалом: прежде всего на них присутствовало духовенство, которое перед обедом читало положенные молитвы, служило литию и благословляло «яству и питие», которыми обильно были уставлены столы. Меню поминальных обедов состояло из рыбных кушаний, особенно если поминки приходились в постные дни недели или посты.
Первым блюдом подавались блины с зернистой икрой, а кончался обед киселем с миндальным молоком.
По окончании обеда духовенством опять служилась лития, заканчивавшаяся «вечной памятью», которую пели все присутствующие, после чего разносился в стаканах мед-сыта.
Похоронную процессию всегда сопровождала толпа нищих; родственники покойного везли с собой целые мешки медной монеты и во всю дорогу до кладбища раздавали их нищим.
Богатые же купцы устраивали поминки, заказывали обеды для бедных в ночлежных домах или раздавали подаяние на дому.
Когда в начале восьмидесятых годов умер богатый купец Губкин, родные его вздумали раздавать подаяние на дому.
Двор дома Губкина на Рождественском бульваре до того был переполнен нищими, желающими получить подаяние, что было задавлено несколько человек, и весь бульвар запружен желающими пробраться во двор, чтобы получить довольно крупное подаяние, кажется, по рублю; конная и пешая полиция едва разогнала толпу…
*
Подводя итоги, я могу сказать, что все описанные мною классы москвичей происходили из крестьянства: пришельцы в Москву из деревни пристраивались к мастерству, к торговле, и те, которые были покрепче характером, посмекалистее, наживали деньги, из простых мастеровых становились хозяевами, порывали связи с деревней, приписывались в мещане, а из торговцев-приказчиков выходили в купцы; Морозовы, Карзинкины, Рябушинские, Бахрушины и многие другие имели свои корни в деревне; они сами или их деды и прадеды пришли из деревень с котомками и в лаптях, а потом сделались миллионерами, но в нравственном развитии, в привычках, в быту они оставались неизменными, только столичная жизнь отшлифовывала их внешне.
Я записал то, что мне пришлось видеть, слышать и пережить и что сохранила мне память в течение более полувека. Я описал ушедший быт московских людей, из которых состояло большинство населения, — рабочих, мастеровых-ремесленников, торговцев и купцов.
М. М. Богословский. Москва в 1870―1890-х годах*
I. Внешний вид города
помню Москву с первой половины 1870-х годов. Тогда еще она в своей топографии носила черты довольно резкого сословного разделения в том смысле, что сословия жили каждое в особой части города.Часть Москвы, простиравшаяся от берега Москвы-реки и приблизительно до Малой Дмитровки и Каретного ряда, та часть его, по которой радиусами проходят улицы Остоженка, Пречистенка, Арбат, Поварская, Большая и Малые Никитские с запутанными лабиринтами переулков между ними, была преимущественно дворянской и чиновничьею стороною.* Здесь, в черте кольца Садовой, а кое-где и выходя за это кольцо, были расположены по главным улицам большие барские особняки — дворцы с колоннами и фронтонами в стиле ompire. Здесь же, и на главных улицах и по переулкам, было много небольших часто деревянных одноэтажных с антресолями или с мезонинами дворянских особняков, нередко также с колоннами и фронтонами, на которых виднелись гербы с княжескими шапками и мантиями или с дворянскими коронами, рыцарскими шлемами и страусовыми перьями. Эти большие и малые дворянские особняки очень напоминали собою такие же барские дома в подмосковных и более отдаленных вотчинах, тем более что и самые дворы при них с многочисленными различными службами и хозяйственными постройками — сараями, погребами, конюшнями, колодцами — мало чем отличались от деревенских усадеб тех же владельцев. Московская улица тогда не имела еще вида двух высоких, смотрящих друг на друга, скучно вытянутых сплошных фасадов, из которых один незаметно переходит в соседний. Тогда граничили друг с другом не фасады домов, а отдельные владения в виде усадеб, отделенные одни от других деревянными заборами. В эти владения вели по большей части деревянные ворота, очень нередко открытые для проезда с улицы к парадному крыльцу. Сходство с деревенскими усадьбами увеличивалось еще массой зелени. Редко при каком из этих особняков не было хотя бы небольшого садика. Сады при иных домах были громадны, были прямо целые парки.
Часть города по правому берегу Москвы-реки, так называемое Замоскворечье с улицами Пятницкой, Ордынкой, Полянкой и Якиманкой и с целым переплетом переулков между ними, населена была купечеством, крупным и мелким,