Она не удивилась, когда увидела, как он крадется по коридору. Она подозревала, что он попытается сделать что-то, когда вернется отец, и когда ее мать приказала бросить его в темницу, Электра сразу почувствовала неладное.

После того как Эйлин и Хрисофемида заснули, она тихо выскользнула из комнаты. Она подмешала сонной травы в вино стражникам и видела, как они осели на пол, а по их подбородкам потекли струйки слюны.

Из трапезной доносится шум, она осторожно подбирается к дверям, чтобы заглянуть внутрь. Между столами, спотыкаясь, бродят несколько мужей, пот ручьями струится по их рукам, домашние псы подбирают с пола объедки. Две служанки в разодранных туниках стоят посреди зала и смотрят в пустоту.

Электра отступает в тень, пока ее не заметили. Агамемнона здесь нет. Она тихонько направляется к купальне, мысли гудят у нее в голове. Ее отец совершил ужасное преступление, это правда, но как бы сильно ни хотела она ненавидеть его, у нее не получается. Быть может, потому, что она всегда была его любимицей, единственной из всех детей, на кого он обращал внимание. Орест был слишком добродушен, Ифигения слишком своенравна, а Хрисофемида слишком застенчива. И потом, у каждого из них уже была любовь Клитемнестры. А Электра всегда была тихой, себе на уме, но никогда не лезла за словом в карман. Матери непросто было ее любить, а вот отец всегда разговаривал с ней, задавал ей вопросы, когда никого из ее братьев и сестер не было поблизости. От этого она чувствовала себя особенной.

Почти дойдя до купальни, она поскальзывается. Она падает на спину и ударяется головой, а когда поднимается, замечает, что ее руки перепачканы в крови. Она вскрикивает.

Первая мысль, которая приходит ей на ум, – Эгисф мертв, но он не может быть здесь. Она заходит в купальню, медленно, затаив дыхание, точно рабыня, что идет на алтарь, где ее должны высечь.

Повсюду разлита вода, факелы перегорели, тени кружат у нее над головой, как вороны. Электра, прихрамывая, доходит до центра комнаты. На полу перед ней лежит тело, она дотрагивается до него рукой. Оно холодное и мокрое. Электра проводит пальцами по ранам на груди, на которых уже начала запекаться кровь.

Она долго сидит там, сведя плечи, точно птичьи крылья. Мир вокруг слишком тих. Наконец ее слезы прорываются наружу, точно зимний дождь, переполняя сердце.

– Отец, – шепчет она. – Пожалуйста, очнись.

Тьма

Клитемнестра вновь спешит к храму Геры, она хочет отыскать троянскую царевну и увести в безопасное место. Во дворце царит тишина, коридоры утопают во мраке. Она приказала стражникам пировать и отдыхать, так что сейчас они все наверняка захмелели и спят рядом со своими любовницами.

Уже в саду она слышит крик. Он доносится из храма, и Клитемнестра спешит туда, ее босые ноги всё еще мокрые после купальни. У входа в храм ее останавливает Эгисф. Он сжимает в руках меч, в глазах плещется безумие. Она пытается пройти мимо него, но он ее не пускает. Его руки липкие от крови, но сам он не ранен.

– Всё кончено, – говорит он.

Она чувствует, как всё ее тело наливается тяжестью.

– Где Кассандра? – спрашивает она.

И видит у основания колонн маленькую фигурку, свернувшуюся, точно младенец. Она отталкивает Эгисфа и бежит туда.

Склонившись над телом, она видит перерезанное горло. Кожа Кассандры еще хранит тепло, но жизнь неотвратимо покидает ее тело.

– Она пыталась сбежать, – говорит Эгисф, – но я ее нашел.

Клитемнестра кричит. Лицо Кассандры, такое юное и прекрасное в ее отчаянии… в точности как лицо ее дочери, перед тем как она умерла.

– Она ничего тебе не сделала! Ради чего ты принес ее в жертву? – кричит она, брызжа слюной. Эгисф в тот же миг меняется в лице. Боль и страх – страх перед ней – разрывают его на части.

– Я думал, ты хочешь ее смерти, – отвечает он.

Она зарывается лицом в одежды Кассандры и всхлипывает. Она оплакивает эту троянскую девушку, но более всего она оплакивает всё то, что она потеряла. Она льет слезы по Кастору, угодившему в сети коварного мужа; по своему маленькому сыну, которому не успела дать имя и который навсегда обречен скитаться в подземном мире безымянным; по своему возлюбленному Танталу, царю, который любил ее и умер за нее; и по своей прекрасной дочери. Она всё еще чувствует биение ее сердца у своей груди, точно трепет маленьких крыльев.

Теперь я покоюсь с миром, мама.

Клитемнестра замирает, едва дыша.

Ты отомстила за мою смерть, теперь отпусти меня. Я встречу тебя во тьме, когда ты будешь готова.

Леда была права: мертвые и вправду говорят. Она поднимает голову и протягивает руки, почти уверенная, что увидит дочь, но в ее руках лишь воздух и ничего больше.

35. Порядок в доме

Тело царя выносят в сад, и все собираются вокруг него – старейшины, женщины из дворца, его верные воины и люди Клитемнестры.

Сама же она стоит поодаль вместе с дочерьми, наблюдая, как слуги раскладывают костер, к которому вскоре поднесут факелы. Огонь быстро разгорается, пожирая плоть. «Ты не можешь меня убить», – говорил он. Но он мертв, и теперь его тело – то, что от него осталось, – стремительно превращается в пепел.

Хрисофемида падает на колени и плачет. Завывает, прикрывая лицо руками. Другие женщины тоже стенают, взывают к богам. Электра стоит тихо и не сводит глаз с костра, словно это она сама сжигает тело. Это она его нашла, она принялась звать на помощь и подняла на ноги весь дворец.

Клитемнестра принимается качать свою сломанную руку. Пытается пошевелить пальцами, боль пронзает их, точно стрелы.

Я убила Агамемнона, царя всех людей. Он уплатил свой долг.

Где-то у городских стен сжигают и тело Калхаса, подальше от его царя. Он что-то говорил о том, чтобы остаться в памяти людей, но люди запомнят его только как уродливого безумца, который приказывал приносить в жертву невинных девочек.

Память о нем истлеет, а имя Агамемнона останется жить. Но Клитемнестре всё равно: она знает, что цари становятся героями в глазах следующих поколений. Геракл, Персей, Ясон, Тесей – о них слагают песни, а их зверства превращаются в славный ореол.

Цариц же или ненавидят, или забывают. Она уже знает, что ее больше устраивает. Пусть ее ненавидят вечно.

Она стоит в трапезной во главе стола, пока Кадм и остальные старейшины рассаживаются по одну сторону, напротив Эгисфа, Электры и