Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым говорит Кадм, на его лице маска мрачной серьезности:
– Моя госпожа, мы просим вас казнить того, кто совершил это чудовищное преступление.
Одобрительный гул. Она едва сдерживает улыбку. Как она и предполагала, все убеждены, что это Эгисф убил Агамемнона. Электра, должно быть, тоже приложила к этому руку. Когда они стояли у погребального костра, она шепнула матери: «Твой любовник убил моего отца». А теперь она сидит рядом с ним и охаживает его полным ненависти взглядом, точно горящим хлыстом.
– Смерть за смерть, – перебивает какой-то здоровяк, один из командующих армией Агамемнона. – Того требует справедливость.
Эгисф поеживается. Он доверяет ей, но не может побороть страх перед разгневанной толпой.
– В жизни мы всегда руководствуемся законом возмездия, – говорит она. Мужи кивают, в свете факелов их лица кажутся серыми. – Но что вы скажете об Авлиде? Что вы скажете о царевне Ифигении, которую принесли в жертву, как зверя, чья кровь всё еще пропитывает алтарь?
Все молчат.
– Кто-нибудь отомстил за ее смерть? Ее убил собственный отец, но вы не потребовали для него наказания. Вы не загнали его в угол, как готовы теперь поступить с Эгисфом.
Ей отвечают недоуменные взгляды. Она перехватывает взгляд Электры и видит, как на дочь нисходит озарение. Лишь она одна понимает.
– Царевна добровольно отдала свою жизнь, – говорит какой-то воин, – ради войны.
Эту ложью вы тешили себя все эти десять лет?
– Вы были там, – отвечает ему Клитемнестра. – Вы видели, как она кричала и плакала. Моя дочь приехала в Авлиду, чтобы выйти замуж, и не вернулась оттуда.
– Мы оплакали царевну, моя госпожа, – спокойно отвечает Кадм. – А сейчас наш царь мертв.
– Разве его жизнь важнее, чем жизнь Ифигении? – спрашивает Клитемнестра.
Кадм не решается ответить. Она хочет, чтобы он набрался духа и произнес это вслух. Хоть кто-нибудь.
– Он был нашим вождем, – говорит здоровяк. – Царем всех людей. – Он делает шаг вперед и тычет пальцем в Эгисфа. – А этот человек убил его!
Клитемнестра делает глубокий вдох. Она вспоминает, как ее отец говорил в мегароне: как гулко звучал его голос, как трепетали перед ним его люди. Она ни за что не сможет добиться такого почитания – ни одна женщина не сможет, – но ее будут уважать.
– Вы напрасно обвиняете его милость, – тихо говорит она, стараясь не смотреть на своих дочерей, боясь, что ее сердце разобьется вдребезги. – Это дело моих рук. Я убила вашего царя всех людей, и я сделала это, чтобы отомстить за смерть дочери.
Воцаряется оглушительная тишина, как в лесной глуши, когда хищник выходит на поиски добычи. Затем Кадм очень медленно произносит:
– Вы торжествуете над павшим царем.
– Он не был моим царем, – отвечает она.
Все мужи Агамемнона дружно выступают вперед, обнажив клинки, но мгновенно оказываются окружены ее людьми. Мечи встречаются с мечами.
– Вы убийца и предательница! – восклицает здоровяк и плюет ей под ноги.
Она невозмутимо глядит ему в глаза.
– Да, я убила его, но я не позволю вам стоять здесь и называть меня предательницей. Тем, кто видел, как ваш царь принес в жертву девочку, и ничего не сделал.
– Мы понимаем ваше горе, моя госпожа, – отвечает Кадм. – Но тому, что вы совершили, нет прощения.
А кто решает, чему есть прощение? Ее сердце стучит так громко, что она опасается – его могут услышать.
– Меня растили, чтобы я стала воительницей и царицей, – говорит она. – Большинство из вас об этом не знает, но у меня уже был муж, когда ваш царь пришел и забрал меня себе. Моего мужа звали Тантал, он был царем Меонии, одной из богатейших земель, что видел свет. – Его имя оставляет после себя солоноватый привкус слез. – Я любила его, а он любил меня, и у нас был маленький сын.
Лицо Эгисфа скрывает тень, ей интересно, о чем он сейчас думает.
– Но Агамемнон пришел и убил его. Вырвал младенца из рук моего мужа и заколол его кинжалом. Это он совершил то, чему нет прощения. Всю мою жизнь люди были несправедливы ко мне. Меня секли, мной торговали, точно скотом. Мой собственный отец предал меня. Меня насиловали и унижали, избивали и калечили. Но я всё еще здесь. Всё, что я делала, я делала для того, чтобы защитить тех, кого люблю. Разве вы поступили бы иначе?
Долгое время никто ничего не говорит. Ожидание причиняет ей боль, она словно падает с неба, но у нее нет крыльев, чтобы взмахнуть ими и не разбиться. Наконец зал приходит в движение. Кадм выходит вперед и преклоняет колени. Его тонкие белые волосы похожи на перья.
– Моя госпожа, – обращается он. – Вы привели этот город к невиданному процветанию, вы доблестно правили нами твердой рукой. Что сделано, то сделано. Сейчас я могу лишь сделать выбор – и добровольно последовать за вами. За истинной хранительницей Микен.
Он смотрит вверх, она опускает взгляд вниз и кивает. Кадм поднимается на ноги.
Воин Агамемнона убирает меч.
– Для женщины вы очень отважны, и вы заслуживаете уважения. Но то, что вы сделали, нельзя простить.
– Я не прошу вашего прощения. Я прошу вас сделать выбор. Вы можете последовать за царицей, которая доказала, что достойна править, которая высоко ценит преданность и чтит справедливость, или же оставить город на растерзание стервятникам.
Мужи медлят в нерешительности. Они бы предложили трон Оресту, будь он здесь, но ее сын отправился царствовать в другом городе, Эгисф позаботился об этом.
– Наша госпожа, хранительница города, – говорит здоровяк, – мы будем служить вам.
Другие мужи следуют его примеру и повторяют те же слова. Они эхом разносятся по залу и постепенно растворяются в тишине.
– Соберите всех мужей, женщин и детей, – приказывает она. – Разнесите вести по акрополю.
Мужи выходят, их тени наперегонки следуют за ними по стенам. Солнце заходит за горы.
– Мама, – зовет Хрисофемида. Ее дочери стоят рядом, их лица купаются в свете факелов. Все остальные ушли: и воины, и старейшины, и Эгисф. Клитемнестра знает, что он будет преследовать людей Агамемнона, прислушиваться к каждому их слову, следить за каждым их шагом.
Она разводит руки, и Хрисофемида падает в ее объятия. Клитемнестра чувствует, как бьется рядом сердце ее дочери.
Отстранившись, Хрисофемида оборачивается к Электре, приглашая ее присоединиться, но та лишь сверкает глазами. Клитемнестра чувствует, как дочь стремительно ускользает от нее, точно горстка