Главный жрец взял Рапсодию за руку и отвел ее в сторону зарослей берез.

— Рапсодия, мне жаль, что это случилось сейчас, мы с тобой так замечательно путешествовали и собирались провести вместе еще немного времени. Но боюсь, я должен ответить на вызов.

— Чушь! — вскричала Рапсодия и сердито посмотрела через плечо на Каддира и его небольшой отряд. — Какие глупцы! Назовите меня своей защитницей, и я сотру эту наглую улыбочку с его лица. А заодно у меня появится возможность расплатиться с ним за то, как отвратительно он со мной обращался, когда впервые привел к вам.

Ллаурон взял ее за плечи и улыбнулся, глядя в глаза.

— Нет, дорогая, я не стану делать ничего подобного. Разумеется, я благодарен тебе за твое стремление защитить мою жизнь.

— В каком смысле? — не поняла Рапсодия. — Вы ждете еще кого-нибудь? Эши или Анборна?

— Нет, я никого не жду. Я должен сам сразиться с Каддиром. Понимаешь, это одно из обязательств, которые накладывает на меня мой сан.

Голос Рапсодии звучал мягко, но в нем слышалось беспокойство:

— Ллаурон, это же смешно. Ваша сила в мудрости. Физически вы ему не соперник. А в мои обязанности как раз и входит выступать защитницей тех, кто нуждается в помощи. Вы не забыли про мой меч? Прошу вас, скажите Каддиру, что я буду сражаться с ним или с Ларк. Надеюсь, ублюдок не испугается в последний момент, я мечтаю отдать ему должок.

— Рапсодия, послушай меня. — Голос Ллаурона стал более строгим. — Я не буду называть тебя своей защитницей. Ты не понимаешь всех сложностей моего положения как Главного жреца ордена филидов. Я должен сам, в одиночку, сразиться с Каддиром. Однако я хочу тебя кое о чем попросить.

— Я слушаю.

— Будь моим секундантом и расскажи всем о том, что здесь произошло. Постарайся ничего не упустить, ни одной, даже мельчайшей подробности. От этого зависит судьба ордена филидов. Ты ведь Дающая Имя и не можешь солгать.

— Разумеется, но…

— А еще я хочу, чтобы ты поклялась на своем мече, что не будешь вмешиваться ни в коем случае. Ты должна остаться в стороне.

— Вы сошли с ума? — не выдержала Рапсодия. — Ллаурон, я прошла специальную подготовку, вы сами этого хотели. Происходящее лишено смысла. Вы устали и больны. Прошу вас, откажитесь от поединка или позвольте мне разобраться с ними.

— Рапсодия, у нас мало времени. Выслушай меня: либо ты дашь слово не вмешиваться, либо мне придется заставить тебя уйти. Моя магия сильнее твоей, дорогая. Я отправлю тебя на границу леса, и тогда мне придется сражаться с ними в одиночку, без друга, и никто не сможет рассказать о том, что здесь произойдет. Неужели ты готова так со мной поступить, Рапсодия? Неужели ты, Дающая Имя, лиринская Певица, лишишь меня друга в последние мгновения моей жизни?

Рапсодия поняла, что дрожит.

— Нет.

— Так я и думал. — Лицо Ллаурона снова смягчилось. — Я очень ценю твое желание помочь, но то, что сейчас должно произойти, предопределено, и ты не имеешь к этому никакого отношения. Ты осквернишь мои святыни, если нарушишь клятву и попытаешься вмешаться. Ты меня поняла?

Рапсодия опустила глаза, в которых стояли слезы.

— Да.

— Хорошо. В таком случае мы принимаем вызов. Рапсодия предприняла последнюю попытку.

— По крайней мере, отложите поединок, — задыхаясь, прошептала она. — Пожалуйста, Ллаурон, попросите отсрочить его ненадолго. Отдохните, восстановите силы.

Ллаурон рассмеялся и погладил ее по щеке морщинистой рукой.

— Ты такая красавица, дорогая, — сказал он, не обращая внимания на ее слезы.

— Пожалуйста, прошу вас, Ллаурон.

Глядя в ее зеленые глаза, наполненные слезами, Ллаурон представил себе лес, омытый дождем, и снова улыбнулся.

— Мой сын счастливчик, — ласково проговорил он, и в его голосе Рапсодия услышала искреннее восхищение.

— Я больше не встречаюсь с вашим сыном, Ллаурон. Я выполнила вашу просьбу. Мы расстались.

— Какое безобразие, — удивленно заявил Ллаурон, словно обращаясь к самому себе. — И это после того, как я лично благословил его. Позор! Мне очень жаль, милая.

Рапсодия почувствовала, как у нее сжимается сердце. Слова Ллаурона, произнесенные с самыми благими намерениями, причинили ей боль. Если он не против ее отношений со своим сыном, значит, сам Эши посчитал ее недостойной. Она заставила себя успокоиться и вытащила меч.

— Я еще раз прошу вас: измените свое решение, — проговорила она. — Боюсь, мне придется стать свидетельницей вашей смерти, а я поклялась защищать вас ценой собственной жизни. Я буду виновна в вашей гибели.

— Я освобождаю тебя от твоего обещания, — торжественно произнес Ллаурон. — И прошу только одного.

Она кивнула.

— Если я умру, предай мое тело звездам и огню. Сложи погребальный костер прямо здесь, не стоит возвращать меня к Дереву. Воспользуйся Звездным Горном, чтобы освободить мою душу и зажечь огонь от звезд. Да, и еще: я буду тебе очень признателен, если ты споешь для меня Песнь Ухода. — Он провел рукой по золотому локону, выбившемуся из-под черной ленты.

Рапсодия не выдержала и разрыдалась.

— Пожалуйста, не делайте этого.

— Все, Рапсодия, хватит. Ну, улыбнись, милая. — Ллаурон стоял, опираясь на белый посох, на конце которого сверкал в лучах зимнего солнца зеленый листок. — Преклони колени и протяни меч.

Рапсодия проглотила слезы и, охваченная ужасом, опустилась на колени, держа меч перед собой острием в землю.

— Я хочу, чтобы ты поклялась всем, что для тебя свято, своей жизнью и своим мечом, что подчинишься моему приказу и не будешь вмешиваться в мой поединок с Каддиром, — проговорил Ллаурон.

Его глаза блестели в ярком свете прозрачного зимнего дня. Он ждал ответа.

Спустя короткое мгновение Рапсодия сказала:

— Я клянусь.

На лице Ллаурона появилась победоносная улыбка, но Рапсодия, чей взгляд был устремлен в землю, ее не заметила.

— Прекрасно, очень хорошо. И ты зажжешь для меня погребальный костер своим мечом?

— Вы не надеетесь победить? — подняв глаза, спросила Рапсодия, и в ее словах прозвучала такая грусть, что на глаза Ллаурону навернулись слезы.

— Как раз наоборот, дорогая, — уверенно заявил он. — Я рассчитываю только на победу.

Эши, у которого от ярости дрожали руки, наблюдал за происходящим, спрятавшись между деревьями неподалеку от поляны. Он с трудом сдерживался, чтобы не броситься вперед и, выхватив свой меч, не прикончить их всех на месте. Даже на расстоянии он чувствовал боль Рапсодии, и внутри у него все сжималось. Он распахнул самые глубины своей души, ту ее часть, что была связана с ней, стремясь поддержать ее и успокоить, хотя и знал, что сейчас ему до нее не дотянуться.