для которых было началом их трудовой жизни. Так, я сейчас вам еще попить принесу, – баба Поля опять убежала в дом. – Вот попейте, квасок домашний, ядреный. – Квас действительно оказался ядреным, очень вкусным, опять же таким, какого гости никогда не пили. Выпив кваса, они сердечно поблагодарили гостеприимную хозяйку за обед и, извинившись, попросили разрешения объяснить причину своего приезда.

– Баба Поля, мы к вам обратились по совету вашей внучки Анжелики, как к старейшему сотруднику детского дома, – торжественно начал Игорь, смутившись, он оглянулся на Галю, как бы прося помощи. Галя поняла его, подвинулась вместе со стулом ближе к старушке.

– Баб Поль, Вы всю жизнь проработали в этом доме и, наверное, многое помните. Скажите, пожалуйста, Вы помните Руденко Виктора Федоровича?

– Милая девочка, когда к нам привезли этого мальчика, он не был еще Виктором Федоровичем. Он был маленьким Витенькой, худеньким синеглазым белобрысым мальчиком. Я его прекрасно помню. Он был очень ласковым, тихим, его все любили. У него не было врагов даже тогда, когда он вырос. Конфликтовать с ним ни у кого не было причин. Он был уступчив, услужлив, но никогда не был шестеркой. Учился хорошо, много работал, помогал младшим ребятишкам, помогал и взрослым, даже мне, хотя я была воспитателем не в его группе. Ко мне он относился, как к старейшему воспитателю, хотя разница в возрасте у нас была незначительная, наверное, лет 11-12, не более.

– Баб Поль, а скажите, его привезли в детский дом одного, брата или сестры у него не было? – Галя затаила дыхание.

– Ой, девочка, да разве на такие вопросы я смею отвечать? Это ведь тайна на всю жизнь, до самой смерти. – Старушка опустила глаза и стала рассматривать свои сморщенные руки.

– Баба Поля, мы ведь не просто так приехали, и не из собственной прихоти расспрашиваем Вас об этом. Руденко Виктор Федорович мой отец, хотите, я покажу Вам свой паспорт?

– Нет, нет, милая, я тебе верю, зачем тебе обманывать старого человека. А почему он сам не приехал? А вы бы его самого расспросили, может, он что и помнит. Хотя вряд ли. Ему тогда было всего годика три.

– Папы нет, он погиб несколько лет назад. А вот его фотография. – Галя достала из сумки снимок отца, – вот, посмотрите, это он?

– Да, конечно, это он, только гораздо старше, чем был тогда, когда я видела его в последний раз, – старушка погладила фотографию ладонью, – вот даже от фотографии идет тепло, душа у него чистая, как слеза. А что случилось, доченька, как он погиб? – она подняла на Галю глаза, в них блеснули слезы.

– Они вместе с мамой попали в автомобильную катастрофу.

– Прости, милая, что разбередила твою рану, но если речь идет о твоем отце, а он погиб, что же тогда привело тебя ко мне. Почему тебя интересуют его родственные связи?

– Видите ли, идет следствие об очень жестоком преступлении и есть сведения, что преступник очень похож на меня, прямо одно лицо, а я вылитая папа…

– Ой, действительно, а я вот сижу, старая дура, и думаю, кого же ты мне напоминаешь. Ой, Галочка, милая прости меня. Ты же действительно очень похожа на своего отца, – и баба Поля вытерла глаза полотенцем. – Хотя он уже был далеко не молод, когда я видела его в последний раз. Ему сейчас было бы уже около 65-ти. Да

– Да, Вы совершенно правы, когда он погиб, ему было 60. Он 43-го года рождения.

   Какое-то время все молчали, заговорила первой старушка.

– Их привезли вместе, Витеньку и его сестру Нюру, она была на три года старше. Детки были истощены, до нашего детского дома они побывали в нескольких приютах для сирот. Вывезли их из блокадного Ленинграда. Но хоть они и оказались на свободной территории, но поставить детей на ноги было не так просто. Их мать умерла с голоду, то что получали по карточкам, там, в Ленинграде, она скармливала детям, стараясь спасти их от голодной смерти. Нюрочка уже все понимала, она-то и рассказала, что мама ела только крошки, оставшиеся от их кусочков хлеба. Когда мама уже не вставала, Нюра сама стояла в очереди и отоваривала карточки. А когда мама умерла, они долго жили в одной комнате с ее трупом – была зима, и помещение не отапливалось. А однажды к ним заглянула женщина из соседнего дома в поисках дров и обнаружила детей, еще живых, лежавших рядом с холодным трупом. Она долго бегала по городу, пока не организовала их отправку из города. Когда ребятки поступили к нам, они, конечно, уже были на ногах, но на каких, еле держались. Питание, конечно, было не очень, но все-таки правительство наше не забывало о детях, подкармливало. Местные женщины, работающие в доме, даже своих маленьких детей приводили с собой на работу, дома-то не с кем было их оставить. Они тут были под присмотром и накормлены. Вот работала у нас одна такая многодетная Евдокия, у нее было четверо мальчишек, все погодки, и народила она их прямо перед самой войной, последний родился, когда она уже похоронку на мужа получила, перед самым новым сорок вторым годом. Вот и мыкалась Дуся с ними, как выжили, ума не приложу. Конечно, не одна она такая была. Многие тогда остались вдовами с несколькими детками на руках. Когда детский дом у нас образовался, Дуся пришла работать прачкой, но это только так называлась ее должность, а приходилось делать все, как и всем. Дел то было не в проворот. Так вот, Дуся, как и другие, приводила с собой своих мальчишек, все они проводили время в той группе, где была Нюрочка. И так эти сорванцы привязались к ней, что стали по вечерам забирать ее к себе домой на ночь. Витенька, конечно, тосковал, плакал, он же был совсем маленьким, но постепенно привык, что сестру забирают, и даже стал радоваться, что ее так любят чужие мальчишки. А однажды Дуся, придя на работу, заявила, что она выходит замуж и уезжает в город. То что Дусю позвали замуж, удивления ни у кого не вызвало – Дуся была красивой женщиной, совсем еще молодой, стройной, как девушка, не смотря на то, что была мамой четверых детей, но удивление вызвало то, где она нашла жениха? Своих мужиков в селе почти не осталось, а те которые вернулись живыми, имели семьи, холостых не было. Дуся рассказала, что посватался к ней бригадир тракторной бригады, присланный райкомом партии к ним на работу. Мужчина был