– Госпожа Робаровская? – удивился Скачков. – Странно… Очень странно. – Он досадливо потер переносицу. – Неужели я ошибся?..

– Что – странно? – Ульяна Юрьевна снова всхлипнула. – Что у пожилой дамы умер сорокалетний сын-инвалид?

– У нее никогда не было детей, – пробормотал Скачков. – Вот я и хотел бы узнать, та ли это госпожа Робаровская.

– А вы кто? – насторожилась хозяйка.

– Я-то? – Мужчина, казалось, задумался. – Да, пожалуй, никто. – Он грустно усмехнулся. – В городе меня знают как попрошайку Антиоха.

– Антиоха? – Женщина отступила на шаг и удивленно наклонила голову. – Не похож…

– Скажите, – Скачков нетерпеливо огляделся, – могу я увидеть госпожу Робаровскую?

– Боюсь, ей сейчас не до вас, – отрезала Ульяна Юрьевна. – Сами должны понимать: такое горе у человека!

– Если это та, о ком я думаю, то погибший – вряд ли ее сын, – сказал он. – А если я, все-таки ошибся, то, разумеется, извинюсь и сразу уйду.

– Послушайте, – хозяйка начала терять терпение, – я же вам объясняю…

– Да вот же она! – воскликнул Скачков и шагнул навстречу сухощавой даме в черном костюме, появившейся в гостиной. – Илона!

Робаровская вздрогнула и подозрительно уставилась на мужчину в десантной тельняшке и выцветшей «афганке» с тремя желтыми нашивками ранений.

– Узнаете меня, Илона? Это я – Роман Скачков. Ответственный за проваленную операцию «Если небо молчит»…

Ленивое солнце покоилось на верхушках сосен. Домики с высокими остроконечными крышами тянули друг к другу длинные руки-тени. Пыльные автобусы прогревали глотки на площадке перед зданием автовокзала, готовясь к обычной вечерней гонке по рейсовой петле. От резких порывов ветра гремели жалюзи на фасадах лавчонок и мелких кафе. Вечернее небо покрылось серыми морщинами, а ползущая из-за горизонта чернота предвещала новый ливневый ураган – возможно, похлеще, чем минувшей ночью.

Танкован и Татьяна, взявшись за руки, брели по центральной улице Сырого Яра, вдоль развесистых деревьев, сторонясь крикливых прохожих и снующих авто.

– Я хочу, чтобы ты знал, Максим, – сказала она. – Я не представляю жизни без тебя. Ты стал для меня самым родным, самым близким, самым дорогим человеком.

«Ты, в общем, тоже мне небезразлична, – удивляясь сам себе, подумал он. – Даже не заметил, как это произошло. Все-таки верно говорят: общие напасти сближают людей. Да и штамп в паспорте играет какую-то роль».

Ветер усиливался и с каждой минутой становился холодней. Он бился в ветвях деревьев, взметал на асфальте дорожную пыль и норовил залезть под одежду.

«Са-мо-лет… ма-ма… са-мо-лет…» – запиликало в кармане у Максима, и он остановился, отыскивая трубку.

– Наверно, первые поздравления, – предположил он, ухмыляясь. – Слухи разносятся со скоростью мысли.

В самой глубине сердца что-то сладко заныло: «А вдруг это Лиснянская? И сообщение на сей раз выглядит так: «Ты – начальник отдела, подонок!»

Он достал телефон и, уставившись на дисплей, заморгал:

– Ч-черт!

– Что такое? – встревожилась Татьяна.

– Невероятно! Слухи действительно распространяются молниеносно! – Максим скривился: – Это Марго… Представляешь? Век молчала – прорвалась!

Михеева поджала губы.

– А откуда у нее твой номер?

– Понятия не имею, – соврал он. – Возможно, узнала от общих знакомых. А может, и старики дали.

– Понятно, – кивнула Татьяна и продолжила путь.

– Хочешь узнать, что она пишет? – Максим протянул ей телефон.

Михеева повела плечом.

– Нет, не хочу…

– Это интересно, – настаивал он. – Наша дурочка полагает, что я брошусь к ней сломя голову для объяснений! И уловки у нее такие детсадовские – мол, не придешь – брошусь в окно!

– Так и написала? – удивилась Татьяна. – Она же вроде умная женщина. И гордая.

– Ну, не совсем так. – Максим нажал кнопку на телефоне, отыскивая смс. – Вот: «Я знаю, что ты в городе. Немедленно приходи. Вопрос жизни и смерти».

– Действительно, интересно. – Михеева опять остановилась. – Меня все эти игры между жизнью и смертью в последнее время просто пугают. Как ты думаешь, чего она хочет?

– Тут и думать нечего! – рассмеялся Танкован. – Она хочет заполучить меня всеми правдами и неправдами.

– Не сходится, – покачала головой Татьяна. – Такую цель не ставят вдруг – после нескольких лет молчания, когда ты к тому же успел жениться на другой.

– А чего же тогда ей нужно?

– Не знаю. – Она закусила губу. – Может, что-то с ребенком? Может, это – вопрос его жизни и смерти? А кроме тебя помочь некому…

– С ребенком? – растерянно пробормотал Максим. – Да, это может вовсе и не мой ребенок…

– Я считаю, нам нужно пойти к ней, – перебила адвокатесса. – Это будет правильно во всех отношениях.

– Нам? – переспросил он.

– Мы ведь муж и жена, – развела руками Татьяна. – А значит, все проблемы должны решать сообща.

– А я думаю, мы вполне можем проигнорировать все ее просьбы и угрозы, – поморщился Танкован. – Слишком много чести – бежать к ней по первому зову.

– Мы должны пойти к твоей бывшей невесте и расставить все точки над i, – упрямо заявила Михеева. – Если ей действительно нужна помощь – болен ребенок или что-то еще – это одно дело. Другое – если она просто хочет объяснений. Но это ее право. Она их получит, и мы раз и навсегда закроем эту тему. Согласен со мной, Максим?

Он пожал плечами.

– В любом случае, – подытожила адвокатесса, – разговор неизбежен. И чем скорее он произойдет, тем лучше.

«Чертова избушка» тонула в тени нависшего над ней леса. Съехавшее за горизонт солнце еще цеплялось краешком за одинокий дорожный указатель с табличкой «23-й километр», но уже не дотягивалось ни до пихт, ни до колодца с покосившейся крышей, ни до перевернутой телеги с торчащими вверх оглоблями.

Миновав кособокую дощатую пристройку во дворе, Максим и Татьяна проследовали быстрым шагом по узкой песчаной дорожке и легко вбежали по ступенькам крыльца.

Михеева взялась за ручку, но тут же отдернула пальцы, словно обжегшись.

– Смотри!

Танкован открыл рот. Поджарый пес с раскрытой зубастой пастью зловеще чернел на дверной доске.

– Такой же рисунок, как и на зеркале в прихожей… – Он попятился. – Когда изувечили Руслана…

– Ты думаешь, здесь есть какая-то связь? – Татьяна решительно распахнула дверь. – Значит, мы узнаем сейчас и это…

Маргарита сидела за столом в гостиной, испуганно прижимая к себе сынишку. Ее лицо казалось застывшим белым пятном на фоне черной картины в рассохшемся багете, по-прежнему висевшей на стене. За спиной девушки все так же медленно и мучительно умирал каторжанин, наверно, очень похожий на ее родного отца.