– Если бы взглядом можно было убивать, никого бы из нас давно уже не было в живых.

Он загасил окурок, обнял ее обеими руками и, наклонившись, поцеловал в щеку.

– Милая Джудит, какая пренеприятнейшая буря в малюсеньком стаканчике воды! Знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, тебе необходим некий толчок. Что-то должно произойти. Я не знаю что, но тебя ждет какое-то неожиданное событие, и тогда все разрешится само собой, ты исцелишься и позабудешь обо всех своих комплексах. Ты не должна позволить одному тяжелому воспоминанию встать преградой между тобой и любовью. Слишком уж ты хороша для этого. И не всякий мужчина будет так же верен и терпелив, как я.

– Ох, Эдвард, мне так жаль…

– Тебе не стоит ни о чем сожалеть. Но обязательно дай мне знать, когда все это будет позади. А теперь, я думаю, пора отвезти тебя домой. Поскольку вечер получился насыщенный.

– Хорошо, что это ты оказался здесь, рядом со мной.

– Когда ты вернешься к нам в Нанчерроу?

– В следующее воскресенье.

– Мы будем тебя ждать.

Он поднялся на ноги и подождал, пока она выбиралась из-за столика. На город давно уж опустились вечерние сумерки. Солнце скрылось, нырнув в море, и синева неба сгустилась до оттенка сапфира. Мелкие волны плескались о причал, гавань была охвачена кольцом якорных огней рыболовных судов. На улице еще можно было увидеть людей – любителей понежиться в теплом вечернем воздухе, не спешивших укрыться в четырех стенах. Но Билли Фосетта и след простыл.

Эдвард взял Джудит под руку, и они медленно пошли туда, где он оставил свою машину.

Он позвонил на следующее утро. Джудит была в кухне – помогала миссис Уоррен мыть посуду после завтрака, – когда из лавки принеслась галопом Элли.

– Джудит, тебя к телефону. Назвался Эдвардом.

– Эдвард? – ухмыльнулась миссис Уоррен. – Однако он времени даром не теряет.

Джудит пропустила это замечание мимо ушей. Как была, не снимая передника, она спустилась в кабинет мистера Уоррена.

– Эдвард?

– Доброе утро.

– Еще только девять часов. Почему ты звонишь так рано?

– Хотел спросить, хорошо ли ты спала.

– Вот глупенький! Конечно же хорошо. Я сожалею о том, что случилось вчера вечером, но предотвратить это было не в моей власти. Ты благополучно доехал? Дурацкий вопрос; разумеется, благополучно!

– Да, я доехал. Но… – Он осекся. – Я тебе звоню еще и по другой причине. Дело в том, что у нас тут небольшая паника.

У Джудит сердце упало.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, не то чтобы… Хотя, вообще говоря, да. Тетя Лавиния заболела вчера вечером. Видно, позавчера она заработалась в саду, переохладилась и подхватила легкую простуду. Она легла в постель, но состояние ее ухудшилось, у нее обнаружилось воспаление легких. Бедняжка Изобель позвонила Мэри Милливей, доктор был уже несколько раз, при старушке круглосуточно дежурит сиделка, и все же все немного на взводе. Все произошло так быстро.

– О, Эдвард, какие ужасные новости!

Тетя Лавиния всегда представлялась Джудит несокрушимой и бессмертной, с ней, казалось, ничего не может случиться.

– Но она ведь не умрет?

– Мы все на это надеемся, но она ведь очень старенькая. Всем нам когда-то придется умереть, но никто не хочет, чтобы с ней это случилось сейчас.

– Твоя мама приехала?

– Папчик звонил ей вчера вечером. Она приедет сегодня.

– А что Афина? Она так любит тетю Лавинию!

– Афина в Шотландии с Рупертом Райкрофтом, они уехали в начале недели. Мы сначала колебались, сообщать ли ей, но потом папчик решил, что, если случится самое худшее, Афина нам этого никогда не простит. Он взял у мамы номер и позвонил по междугородной в какой-то глухой шотландский городишко, но Афина, увы, отправилась на холмы смотреть охоту, и ему пришлось оставить ей сообщение.

– Бедная Афина! Как ты считаешь, она вернется домой?

– Не знаю. Путь уж больно не близкий. Поглядим.

– А Лавди? Она в порядке?

– Да, она в порядке. Глаза немножко на мокром месте, но Мэри Милливей по-матерински ее утешает, а приедет мама – и с Лавди все будет прекрасно.

– Ты не можешь проведать тетю Лавинию?

– Папчик уже был у нее. Она его узнала, но нет никаких сомнений, что состояние ее очень тяжелое. Если мне позволят, я, возможно, отправлюсь вместе с ним в Дауэр-хаус сегодня днем.

– Надежды на счастливый исход мало.

– Не впадай в отчаяние. Лавиния – крепкий орешек. Не исключено, что она еще переживет всех нас.

– Если это хоть чем-то поможет, я вернусь в Нанчерроу сегодня же.

– А вот этого ты не должна делать. Я сообщил тебе лишь потому, что думал, ты расстроишься, если тебя оставят в неведении. Я знаю, для тебя тетя Лавиния значит почти столько же, сколько для всех нас. Но не прерывай свой отдых. Мы увидимся с тобой в следующее воскресенье или когда бы там ни было. Кстати, Гас тоже скоро будет здесь. Когда я вернулся вчера вечером, выяснилось, что он звонил и уже в пути – едет на машине из Шотландии.

– О, Эдвард, какое неподходящее время для гостей! Ты не можешь отложить его приезд?

– Нет. Я понятия не имею, где он. Вероятно, уже в Бирмингеме. Я не могу с ним связаться.

– Бедняга! Он найдет в доме только хаос и смятение.

– Да все будет с ним хорошо. Он очень нетребовательный гость. И все прекрасно поймет.

Джудит подумала, что мужчины – даже Эдвард – бывают порой необычайно черствыми. Эдвард всю свою жизнь приглашал друзей в Нанчерроу и совсем не задумывался о том, скольких хлопот стоил каждый из этих продолжительных визитов. Перед ней возник образ бедной Мэри Милливей, у которой и в лучшие времена хватало забот, а теперь еще на плечи тяжким грузом лег семейный кризис; и вот из-за Гаса Мэри придется взвалить на себя лишнее бремя: уведомить миссис Неттлбед, что в доме появится еще один едок; достать из бельевого шкафа чистое белье; отправить Джанет в одну из свободных комнат, чтобы та приготовила ее к приезду гостя; позаботиться о свежих полотенцах и мыле в ванной; проверить наличие вешалок в гардеробе и печенья в коробке на ночном столике.

– Может, мне все-таки следует приехать?

– Ни в коем случае. Я запрещаю тебе.

– Ну ладно. Но я так беспокоюсь за всех вас. Поцелуй за меня всех. Особенно твоего отца.

– Хорошо. Постарайся не волноваться.

– И тебе я шлю поцелуй.

– А я тебе ответный. – Она почувствовала по голосу, что он улыбается. – Пока, Джудит.

Темно-зеленая «лагонда», за рулем которой сидел Гас Каллендер, выехала из Оукхамптона, этого маленького, но с базаром городка, и стала с ревом взбираться по крутому склону холма, за которым раскинулись на плоскогорье сельские просторы. Было светлое, свежее августовское утро, и все вокруг – приятно новое и незнакомое: раньше он здесь никогда не бывал. Зеленели пастбища и золотились в лучах предосеннего солнца покрытые жнивьем поля. Вдали, за разделяющими поля живыми изгородями, виднелись шеренги старых вязов.