Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот у Беатрисы был довольный вид. По дороге в столовую она взяла Брета под руку и пожала ему локоть со словами: «Молодец, Брет!».
— За завтраком я поздравил вас обоих и пожелал всего наилучшего, — сказал мистер Сэндел, подняв бокал. — А сейчас мне хочется произнести тост. За Патрика, который не только вступил во владение своим наследством, но и принял на себя все вытекающие из этого обязательства.
— За Патрика! — хором повторили сидящие за столом.
— За Патрика! — последней сказала Джейн.
Брет посмотрел на нее. Она улыбнулась.
ГЛАВА 21
После обеда Саймон повез Сэндела на станцию. Когда они уехали, Беатриса сказала Брету:
— Если тебе не хочется весь день принимать поздравления, я возьму визитеров на себя. Мне все равно надо заняться счетами. А ты не хочешь помочь Элеоноре проездить лошадей? По-моему, она опять ушла на конюшню.
Брету очень хотелось поехать на прогулку с Элеонорой, но у него было еще более сильное желание: сегодня, в день, когда Патрик Эшби вступил бы в права наследования, ему хотелось пройти пешком на холм Десять буков по тропинке, по которой Патрик шел к морю в последний день своей жизни.
— Я тоже поеду с Бретом, — сказала Сандра, и Брет заметил, что Джейн остановилась в дверях, чтобы услышать, как он отнесется к этому предложению. Похоже было на то, что и она не прочь поехать с ними. Но Беатриса решительно пресекла домогательства Сандры, сказав, что Брет и так весь день провел в их обществе и, наверно, хочет от них отдохнуть.
— Почему же он не хочет отдохнуть от Элеоноры? — возразила Сандра.
Но Брет уверил ее, что собирается пройтись пешком один.
Чтобы не столкнуться с визитерами, он сразу завернул за угол дома и пошел мимо выгонов. В одном из них Элеонора гоняла на корде молодого жеребчика. Брет простоял под деревьями, наблюдая за ней и восхищаясь ее выдержкой и терпением, ее умением успокоить и заставить слушаться удивленного и негодующего однолетка, даже находясь от него на расстоянии длинного повода. А ее воздыхатель-доктор что-нибудь понимает в лошадях?
Холм Десять буков был покрыт ковром удивительно мягкой пружинистой травы. По такой траве Брет не ходил с детства. Он медленно шел вверх по склону, вдыхая напоенный травами воздух, глядя на бегущие по земле тени больших облаков. Потом он свернул с тропинки к вершине холма, где росли буки. Оттуда должен быть виден весь противоположный склон до обрыва над морем. Здесь лежал на траве Патрик Эшби наедине с жаворонками.
Проходя мимо заброшенной каменоломни, Брет увидел сидящего в тени кустов старика, который уплетал толстый ломоть хлеба, намазанный вареньем. Брет поздоровался с ним и прошел было мимо.
— Что-то ты зазнался, парень! — крикнул тот ему вслед.
Брет резко повернулся и вперился в лицо старика.
— Съездил в заморские страны и от старых друзей нос воротишь!
Старик откусил еще кусок, разжевал, проглотил и сказал, глядя на Брета из-под полей своей бесформенной фетровой шляпы:
— Много бы ты без меня нашел гнезд!
— Абель!
— Ага, узнал! — сердито сказал старик.
— Абель! Как я рад тебя видеть!
— Лежать! — прикрикнул старик на собаку, которая высунулась у него из-под полы обнюхать чужака.
Абель!
Брет никак не мог привыкнуть к мысли, что перед ним во плоти сидит человек, о котором он вчера читал в газете восьмилетней давности.
Видя, что Брет искренне рад встрече, Абель постепенно смягчился и признался, что узнал Брета издалека.
— Что, охромел?
— Да, прихрамываю.
— Сломал ногу?
— Да.
— Ну и ладно, ты, парень, никогда не был нытиком, — сказал Абель одобрительным голосом: дескать, сломал, так сломал, нечего об этом распространяться.
Брет сел на землю, оперся спиной о прочный забор, которым была обнесена каменоломня, чтобы овцы ненароком не упали в карьер, вынул портсигар и решил пока никуда дальше не ходить.
За следующий час он многое узнал о Патрике Эшби, но ничто из этого, что ему поведал Абель, не объясняло его самоубийства. Как и все, Абель был поражен смертью мальчика и отказывался верить, что тот наложил на себя руки. И сейчас радовался, что оказался прав.
Патрик никогда не был нытиком, даже если житуха совсем была невмочь.
Потом Брет проводил Абеля до купы буков и остался там сидеть, глядя вслед старику и собаке. После того, как они скрылись из вида, он еще долго сидел под буками, чувствуя, как в этом безлюдном месте, где слышался лишь шорох ветра в кронах деревьев, у него делается легче на душе. Потом он встал и пошел по зеленому склону вниз, пока не вышел на тропинку, которая вывела его назад к деревне.
Когда Брет спустился на дорогу, ветер донес до него знакомый звон железа, бьющего по железу. На секунду ему даже показалось, что он опять на ранчо Уилсона, что в горне краснеют угли, а за сараем — как ее? — Кора, ждет, когда он приберется в кузнице. Потом Брет вспомнил, откуда идет звон: вон из того домика у подножья холма. До вечера было еще далеко, и он решил пойти посмотреть английскую кузню.
Изнутри она мало отличалась от кузницы Уилсона, Только потолок был значительно ниже. Кузнец был один — его помощник наверняка был наемным работником и защищен законом о максимальной продолжительности трудового дня — и ковал подкову. Он кивнул Брету и продолжал заниматься своим делом Брет какое-то время молча глядел, как он работает, потом прошел в кузницу и стал качать меха. Кузнец поднял на него глаза и улыбнулся. Закончив подкову, он сказал:
— А я вас сначала против света не узнал. Очень рад опять видеть вас у себя в кузне, мистер Патрик.
— Спасибо, мистер Пилбим.
— Вы, вроде, ловчей обращаетесь с мехами, чем раньше.
— Мне пришлось довольно долго работать в кузнице.
— Да? Подумать только!
Кузнец вынул из горна раскаленную докрасна подкову и хотел заняться ею, но передумал и с ухмылкой протянул ее Брету. Тот принял вызов, взял молот и ловко выковал подкову. Мистер Пилбим, выступая в роли подручного, наблюдал за его действиями с критическим одобрением.
— Чудно! — сказал он, когда Брет бросил готовую подкову в ведро с водой. — Скорее уж ваш брат должен был бы добывать себе хлеб работой в кузнице.
— Почему?
— Да вы ведь никогда особенно не интересовались этим делом.
— А Саймон интересовался?
— Одно время его нельзя было выгнать из кузницы. Чего он только