Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В понедельник Брет поехал в Лондон в ателье Гора, Бауена и Уолтерса, где его усадили в кресло и сначала показывали рулоны тканей издалека, а потом подносили их поближе, чтобы он мог пощупать и разглядеть ее рисунок и оценить качество. Уолтер снял с него мерку, а Гор и Бауен заверили его, что через одну-две недели у него будет гардероб, которого не постыдится самый взыскательный английский джентльмен. Брет с изумлением узнал, что рубашки Эшби шьют на заказ. Он был рад, что смог явиться в ателье в приличном костюме, который ему сшил портной мистера Сэндела. Но он никак не ожидал, что ему выразят сочувствие по поводу дорогой американской рубашки, которую он надел под этот костюм. Однако, в чужой монастырь…
Брет заказал и рубашки.
Он пообедал с мистером Сэнделом, а потом они вместе съездили в банк, где их принял управляющий. Брет снял со своего счета изрядную сумму денег и послал пачку банкнотов заказным письмом Алексу Лодингу. Так они договорились: никаких переводов, наличные в конверте. И никаких телефонных разговоров. Ничего, кроме анонимных пачек денег в конверте.
Этот первый платеж своему соучастнику оставил во рту Брета неприятный вкус. И это не был только вкус клея на конверте, который он лизнул, прежде чем его запечатать. Он зашел в пивную и выпил кружку пива, но неприятное чувство не проходило. Тогда он сел на автобус двадцать четвертого маршрута и поехал в Пимлико взглянуть на свою прежнюю квартиру. И ему сразу стало легче.
Брет уехал поездом, отходившим в 16.10, и на станции Гессгейт его встретила Элеонора на «блохе». Как это было не похоже на тот первый день! Он уже не страшился встречи с Элеонорой, и она не представляла собой неведомой опасности.
— Думаю, ну зачем ему дожидаться автобуса, когда я могу его встретить, — сказала Элеонора, когда он сел в машину рядом с ней и они тронулись в путь. — Теперь тебе долго не надо будет никуда уезжать.
— Это верно. Только вот на примерку и к зубному врачу.
— Ну, это на один день: утром туда, вечером обратно. Может быть, еще надо будет поехать встречать дядю Чарльза. А до тех пор можно жить потихоньку и никуда не спешить.
И Брет стал потихоньку жить в Лачете.
По утрам он проезживал лошадей или тренировал их на препятствиях. Ездил на верховые прогулки с Элеонорой и ее учениками из Клер-парка и так благотворно повлиял на Тони Тоселли, что тот в один прекрасный день явился на урок в новеньком с иголочки костюме для верховой езды, который отец наконец купил ему, не устояв перед пространными и пылкими телеграммами, подобных которым еще никто не отправлял с почты Клера. Брет гонял на корде жеребчика-однолетку и наблюдал, как Элеонора приучает молодого чистокровного скакуна элегантно ступать и красиво держать голову. Почти весь день Брет проводил рядом с Элеонорой, а по вечерам они обсуждали, чем займутся завтра с утра. Беатриса радовалась их дружбе, но она жалела, что они мало общались с Саймоном, который все чаще отлучался из дома от завтрака до ужина. Утром он тренировал Тимбера или Скапу, а потом под тем или иным предлогом уезжал в Вестовер и там обедал в ресторане. Иногда, когда он заявлялся к ужину, Беатрисе казалось, что он не совсем трезв. Но дома он пил мало — разве что вместо обычно одной выпьет две рюмки. И она решила, что ей мерещится. Саймон был то мрачен, то чрезмерно весел, но в этом не было ничего нового, он всегда отличался непостоянством настроения. Беатриса считала, что он сбегает из дома от трудной для него ситуации, и надеялась, что с течением времени он поладит с Бретом так же хорошо, как и Элеонора.
— Тебе надо выступить в каком-нибудь виде соревнований в Бьюресе, — как-то сказала Брету Элеонора. — А то будет выглядеть очень странно.
— Я могу выступить на пони — как предлагала Сандра.
— Ну, это просто забава. Никто не принимает этот забег всерьез. Тебе надо выступить в скачках с препятствиями на какой-нибудь нашей лошади. К тому времени будет готов твой собственный костюм для верховой езды. Ну так как?
— А на какой лошади мне выступать?
— Ну, после Тимбера самая резвая лошадь у нас — Шеврон.
— Но Шеврон же принадлежит Саймону!
— Ничего подобного. Его купила Беатриса на заводские деньги. А ты вообще когда-нибудь выступал на скачках?
— Да, много раз. Но это были небольшие местные скачки. И призы там были пустяковые.
— Кажется, Беатриса собирается записать Шеврона на забег полукровок, но это не значит, что ему нельзя будет под конец дня выступать в скачках с препятствиями. Он — комок нервов, но прыгает прекрасно и резвость у него отличная.
За ужином они сообщили свой план Беатрисе, и она с ними согласилась.
— Какой у тебя жокейский вес, Брет?
— Шестьдесят два килограмма.
Беатриса задумчива поглядывала на орудующего ножом и вилкой Брета. Слишком уж он худ. Правда, Эшби вообще не склонны к полноте, но у Брета какая-то нездоровая худоба. А по вечерам у него особенно утомленный вид. Как разделаемся с совершеннолетием, надо будет показать его хирургам — может быть, можно что-нибудь сделать с ногой. Наверно, это из-за нее он кажется не прости худым, а изможденным. Хромота его, конечно, беспокоит — и физически, и морально. Надо посоветоваться с Питером Спенсом: он наверняка знает хорошего хирурга.
Беатриса с радостью обнаружила, что у Брета есть то, чего явно не хватало Саймону — широкий интерес к животному по имени «лошадь». Саймон неплохо разбирался в разведении, но только постольку, поскольку это касалось его личных интересов, теоретически же его знания исчерпывались информацией, почерпнутой из журнала «Бега и скачки». Брет же читал книги по коневодству с таким увлечением, словно это были детективные романы. Как-то вечером, зайдя в библиотеку, чтобы выключить свет, который кто-то, видимо, оставил гореть, Беатриса нашла там Брета с племенной книгой в руках. Он сказал ей, что пытается проследить родословную Хани.
— Это не та книга, — сказала Беатриса и нашла ему нужную.
Занятая своими делами, она вскоре забыла про Брета и родословную Хани. Но через два часа она заметила, что в библиотеке все еще горит свет, и пошла посмотреть, чем занят Брет. Он обложился книгами и был так поглощен своими изысканиями, что даже не
