Подняв посох и положив его конец на свес крыши, Мэт сильным толчком отправил туда свое оружие. Упав на крышу, посох загремел по черепице. Сочтя пустой тратой времени выяснять, слышал ли кто-нибудь этот шум, Мэт полез вверх по фризу, благо широкие виноградные листья позволили забраться на крышу без особого труда, пусть даже ноги у него были обуты в сапоги. Через несколько мгновений посох вновь оказался в руках у юноши, и он рысцой припустил по крыше, доверив своей удаче угадывать опору для ног.

Еще трижды пришлось Мэту взбираться наверх, всякий раз оказываясь на этаж выше. Дальше черепичные крыши с пологими скатами шли пока на одном уровне, и на этой высоте уже прогуливался ветер, который теребил волосы на затылке юноши и покалывал знобким холодком, и это не давало ему отделаться от мысли, что за ним следят.

«Да успокойся ты, дурень! Они уже за три улицы от тебя, высматривают небось еще кого-нибудь с толстым кошельком, чтоб им в жизни удачи не видать!»

Сапоги скользили на черепичных плитках, и Мэт решил, что пришедшая на ум идея спуститься с крыш на мостовую вполне здравая. Он осторожно приблизился к самому краю крыши и глянул вниз. Там, не меньше чем в сорока футах ниже, тянулась пустая улица, из окон расположенных на ней гостиницы и трех таверн на булыжную мостовую лился свет и вырывалась музыка. А справа от Мэта виднелся каменный мост, перекинутый от верхнего этажа здания, на крыше которого стоял юноша, к дому на противоположной стороне улицы.

Мост показался Мэту ужасно узким, он протянулся через темноту, не тронутую светом из таверн, и аркой выгибался над булыжной мостовой на страшной высоте, однако Мэт сбросил вниз свой посох и заставил себя, не углубляясь особо в раздумья, последовать за ним. Глухо стукнули по мосту сапоги, и Мэт перекатился через плечо – так он еще в детстве наловчился спрыгивать с деревьев. А потом он стукнулся об ограждение моста, оказавшееся ему по пояс.

– Рано или поздно за дурные привычки приходится расплачиваться, – попенял себе Мэт, встав на ноги и подхватив посох.

Окно здания на дальнем конце моста было плотно закрыто ставнями, и через них не пробивалось ни лучика света. Мэт очень сомневался, что обитатели дома, кем бы они ни были, радушно встретят незнакомца, вломившегося к ним в окно среди ночи. На фасаде здания Мэт углядел богатую резьбу по камню, но если там и были хоть какие-то опоры для рук, до которых можно дотянуться с моста, ночная тьма их скрыла.

«Что ж, званый или незваный, а внутрь я попаду».

Повернувшись от перил, Мэт вдруг обнаружил на мосту рядом с собой человека. В руке у незнакомца блеснул кинжал.

Клинок метнулся к горлу юноши, однако Мэт перехватил направлявшую оружие руку. Но едва он поймал запястье противника, его собственный посох, оказавшийся зажатым между ними, поставил юноше подножку, и Мэт упал спиной поперек ограждения, потянув за собой нападающего. Тот, лежа на нем, яростно скалил зубы, а Мэт, навалившись поясницей на перила и наполовину повиснув над пустотой, с трудом удерживал равновесие. Долгое падение вниз головой с моста он представлял себе не менее отчетливо, чем видел лунные отблески на кинжале, что был нацелен точно ему в горло. Пальцы Мэта, сжимавшие запястье убийцы, начали соскальзывать, а другая его рука оказалась зажата посохом между телами борющихся противников. С того момента, как Мэт заметил убийцу, прошли считаные секунды, и едва ли больше времени отделяло юношу от смерти – нож вот-вот должен был вонзиться ему в глотку.

– Пора бросить кости, – промолвил Мэт.

Ему почудилось, будто от его слов незнакомец на миг растерялся, а всего-то мгновение юноше и нужно было. Рывком вскинув ноги, Мэт перебросил себя и своего противника в пустоту.

Несколько долгих мгновений ему казалось, что он ничего не весит. Воздух свистел в ушах, волосы развевались на лету. Мэту почудилось, будто противник что-то прокричал – или же только попытался крикнуть. От страшного удара из легких Мэта вышибло весь воздух, а перед расплывающимся взором пустились в пляс серебристо-черные пятнышки.

Когда же Мэт снова обрел способность дышать – и ясно видеть, – то осознал, что лежит на напавшем на него человеке, тело которого, словно подушка, и смягчило падение.

– Удача, – прошептал Мэт.

С трудом юноша поднялся, на все лады кляня кровоподтек поперек ребер, что оставил ему боевой посох.

Мэт предполагал, что его неудачливый убийца мертв, – мало кому удается пережить падение на булыжную мостовую с тридцатифутовой высоты, да еще когда другой человек придавит сверху своим весом. Однако Мэт увидел то, чего никак не ожидал: кинжал злоумышленника вонзился ему же в сердце по самую рукоять. Внешность у мертвеца оказалась совершенно заурядной. Мэт подумал, что в людной комнате он бы его и не приметил.

– Вот не повезло тебе, приятель, – запинаясь, сказал Мэт трупу.

Внезапно перед его мысленным взором чередой пронеслись все последние события. Парочка грабителей в кривом переулке. Карабканье по крышам. Этот убийца. Падение. Мэт поднял взгляд к мосту над головой, и его пробило холодной дрожью.

«Должно быть, я совсем спятил. Маленькое приключеньице – это одно, но на подобное и Рогош Орлиный Глаз напрашиваться не стал бы».

Тут до Мэта дошло, что он стоит над мертвым телом, из груди которого торчит кинжал, и как будто ждет не дождется, когда появится какой-нибудь прохожий и бросится прочь, истошным криком призывая стражников с эмблемой Пламени Тар Валона на груди. Подписанная Амерлин грамота, вероятно, Мэта и выручит, но, пожалуй, не раньше, чем она обо всем узнает. Дело запросто может кончиться тем, что Мэта вернут в Белую Башню, но уже без этой грамоты, и, скорей всего, впредь ему не позволят и шагу ступить за пределы Башни.

Мэт понимал, что ему сейчас же, не медля, нужно поспешить в порт и отплыть на первом уходящем из гавани судне, пусть даже им окажется насквозь прогнившее старое корыто, набитое протухшей рыбой, но после пережитого колени у него еще слишком сильно дрожали, так что он и шел-то с большим трудом. И сейчас Мэту мучительно хотелось хоть ненадолго присесть. Всего на минуточку, чтобы унять предательскую дрожь в коленях, а потом он отправится к пристаням.

Таверны были ближе, совсем рядом, но Мэт направился к гостинице. Общая зала гостиницы была дружелюбным пристанищем, где путник мог передохнуть минутку-другую, не опасаясь, что к нему подкрадутся сзади. Света из окон хватало, чтобы Мэт сумел рассмотреть гостиничную вывеску. На ней красовалась женщина с заплетенными в косы волосами, которая держала в руках то, что, на взгляд Мэта, весьма смахивало на оливковую ветвь. И еще там были написаны слова: «Женщина из Танчико».

В ярко освещенной общей зале в столь поздний час была занята от силы четверть столиков. Несколько служанок в белых фартуках разносили кружки с пивом и вином. Приглушенный шепот разговоров струился под переборы арфы. Судя по хорошо сшитой одежде и тонкой шерсти кафтанов, здесь коротали вечер капитаны судов и младшие купцы из торговых домов помельче. Об их небольшом достатке говорило отсутствие серебряных галунов и вышивки, которой щеголяли купцы побогаче. И впервые не слышалось клацанья и стука игральных костей. Лишь одна пара склонилась над доской для игры в камни. В просторных каминах, вделанных в торцевые стены, плясали языки пламени, но даже без огня и вьющихся над трубками и головами гостей дымков вошедшего сразу охватывало теплое чувство.