Величественные здания и башни Тар Валона возвели огиры, прочие же участки города, со строениями поновее, выросли благодаря человеческому труду. Правда, иной раз понятие «новое» относилось к зданию возрастом в две тысячи лет. В районе, прилегающем к Южной гавани, строители-люди пытались если не повторить, то хотя бы подражать фантастическому искусству огир. Здесь фасады таверн, где кутили моряки, обильно, под стать дворцам, украшала вычурная резьба по камню. В нишах и на куполах зданий стояли статуи, карнизы и фризы домов были затейливо изукрашены, а портовые лавки и купеческие дома сверху донизу покрывала отделка. Мосты и в новых кварталах арками изгибались над мостовой, правда здешние улицы оказались замощены булыжником, а не выложены большими плитами, да и многие мосты были сработаны из дерева, не из камня – и начинались нередко уже со второго этажа связанных ими домов, а выше четвертого не уводили никогда.

На этих темных улицах кипела жизнь, и кипела с той же энергией, что и повсюду в Тар Валоне. Во всех тавернах, во всех общих залах гостиниц было полно посетителей. Здесь были торговцы, сошедшие со своих судов, и покупатели тех товаров, что привезли на этих судах, пассажиры, плывущие по Эринин, и работники, трудящиеся на реке, грузчики и рыбаки, а компанию им составлял и иной народец, из тех, кто всеми правдами и неправдами жаждал переложить в свои карманы денежки, которые могли отыскаться у честных посетителей. Биттерны и флейты, арфы и цимбалы выплескивали на улицы нестройную хриплую музыку. В первой же гостинице, куда зашел Мэт, в общей зале вовсю играли в кости – мужчины, сидя на корточках и сбившись в тесный кружок у стены, громкими возгласами встречали выигрыши одних и неудачи других. Таких групп здесь было три.

Мэт намеревался поиграть недолго, всего часок, лишь для того, чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, а потом собирался отправиться на поиски подходящего судна, однако он сразу стал выигрывать. Насколько мог припомнить Мэт, он всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, а в его играх с Хурином, да и в Шайнаре, не раз случалось так, что ему приносили выигрыши шесть или восемь бросков кряду. Но в сегодняшний же вечер каждый бросок Мэта оказывался выигрышным. Каждый бросок.

Заметив, какими взглядами окидывает его кое-кто из соперников, Мэт порадовался, что не стал доставать из кошеля на поясе собственные игральные кости. И эти же взгляды подсказали ему убраться из этой таверны – от греха подальше. С удивлением Мэт обнаружил, что в кошельке у него позвякивают уже с три десятка серебряных марок, а на лицах игроков явно сквозит желание, чтобы он убрался с глаз долой поскорее.

У всех, кроме одного – смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких волос, – как кто-то сказал, он был из Морского народа, чему Мэт немало подивился: что поделывает в такой дали от моря один из Ата’ан Миэйр? Моряк отправился следом за вышедшим из гостиницы Мэтом по темной улице, настойчиво упрашивая дать ему возможность отыграться. Мэт намеревался двинуться прямиком к пристаням, поскольку тридцати серебряных марок должно было хватить с избытком, однако смуглолицый продолжал уговаривать Мэта, чтобы тот дал ему отыграться, поэтому юноша уступил и вместе с парнем свернул в первую попавшуюся на пути таверну.

И снова Мэт выиграл, и дальше было так, словно его охватила какая-то лихорадка. Он выигрывал с каждым броском. Мэт переходил из таверны в гостиницу, а затем снова в таверну, нигде не задерживаясь настолько, чтобы вызвать у кого-то озлобление размером своего выигрыша. И по-прежнему каждый бросок был для него выигрышным. У менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в «короны», в «пятерки», участвовал в игре «девичий позор». Он метал то по пять костей, то по четыре, а то и по три, порой даже всего по две. Мэт вступал в игры, ему неизвестные, узнавая их правила в ту минуту, когда приседал на корточки в кругу игроков или занимал место за столом. И вновь побеждал. Далеко за полночь смуглолицый моряк, назвавшийся Раабом, пошатываясь от усталости, отправился восвояси – обессилевший, но с туго набитым монетами кошельком; он решил не играть, а делать ставки на Мэта. И снова Мэт заглянул к какому-то меняле – а может, и не к одному; лихорадка азарта словно затуманила его разум, затянула его такой же густой хмарью, в какой скрывались и его воспоминания о прошлом, – и неумолимо все тянула и тянула Мэта к новой игре. К новому выигрышу.

А когда Мэт очнулся от морока – он уж и не знал, сколько минуло часов, – то он сидел в таверне, где густо висел табачный дым и которая вроде называлась «Тремалкинский сплесень», и смотрел на пять игральных костей, и на верхней грани каждой – глубоко вырезанная корона. Большинство здешних посетителей, похоже, заботило лишь то, как бы напиться вдрызг, но в этот миг стук игральных костей по столу и возгласы игроков из другой компании, сгрудившихся в дальнем углу, были почти заглушены голосом красотки, запевшей под резвое постукиванье молоточков по цимбалам:

Певунья назвала свою песенку «Вот что он мне говорил». Мэт помнил эту мелодию под иным названием – «Потанцуй со мной», и слова были другие, но сейчас он мог думать только об игральных костях, и ни о чем больше.

– Снова «король», – пробормотал один из игроков, сидевших на корточках рядом с Мэтом.

Уже в пятый раз подряд Мэт выбрасывал комбинацию под названием «король».

Выигрышем Мэта стала поставленная против него золотая марка, при этом юношу ничуть не взволновал тот факт, что его андорская марка была поувесистей иллианской монеты, выложенной соперником, однако он сгреб кубики в кожаный стаканчик, хорошенько потряс его и метнул кости снова. Пять корон. «Свет, этого не может быть. Никто никогда не выбрасывал „короля“ шесть раз подряд. Никто».

– Вот ведь удача самого Темного, – прорычал еще один игрок. Был он грузен и с тяжелыми плечами, на лице – шрамы, а нос – не единожды сломан. Его черные волосы были завязаны на затылке черной же лентой.

Не помня себя от гнева, Мэт вскочил, рванул громилу за ворот и вздернул того на ноги, припечатав к стене таверны.

– Не смей говорить такое! – рявкнул Мэт. – Никогда в жизни не говори такое!

Хлопая глазами, мужчина смотрел на него сверху вниз, крайне удивленный, – он был выше Мэта на целую голову.

– Да это ж присловье такое, – глухо сказал кто-то у Мэта за спиной. – Свет, это ж просто люди так говорят.

Выпустив из кулака воротник шрамолицего, Мэт отступил на шаг:

– Я… я… Мне не нравится, когда обо мне такое говорят. Я не приспешник Темного!

«Чтоб мне сгореть, неужели мое везенье от Темного? Нет, только не это! О Свет, неужели проклятый кинжал в самом деле что-то сделал со мной?»

– Да никто этого и не говорил, – пробурчал мужчина со сломанным носом. Видимо, он уже оправился от изумления и решал, разозлиться ему на Мэта или не стоит.