Им давали хлороформ или морфий — унять обуявший их ужас и нестерпимую боль сожженных альвеол. Палатный врач не раз требовал, чтобы Салли сделала раненому кровопускание, тем самым уменьшая объем жаждущей кислорода крови. Если у раненого из-за отека легких — внутреннего удушья — происходила остановка сердца, Салли и медсестры отделения хватали шприцы с живительной камфарой и слизеобразующими средствами, чтобы вернуть умирающего к жизни.

Однажды вечером, когда прибыли санитарные машины и работа в приемном отделении была в самом разгаре, Салли шла вслед за санитаром и раненым, которому тот помогал идти. Санитар освещал дорогу керосиновой лампой. Она возвращалась из приемного отделения, куда заходила узнать, сколько примерно раненых можно ожидать в ближайшее время. Стоял обычный для этого времени суток шум — стоны, крики, команды, гул разговоров вполголоса. Внезапно в небе послышался резкий нарастающий не то свист, не то гул. Она поняла, что это аэроплан. Салли почудилось, что он пикирует прямо на нее. Она уже было открыла рот, чтобы криком предупредить идущих впереди. Но ее крик потонул в этом адском вое, а еще секунду спустя она будто рухнула в вакуум, и тут же неведомая сила, подбросив вверх, швырнула ее на землю. Салли упала плашмя, не успев на лету подумать о том, как устоять на ногах. И, не устояв, повалилась на бок.

Время остановилось. Она продолжала лежать на голой земле.

— Тушите свет! Тушите свет! — кричал кто-то.

Салли узнала по голосу дежурного по палате сержанта.

Она с трудом повернулась на другой бок. И увидела лежащую в отдалении на усыпанной гравием дорожке лампу, за светом которой следовала, а чуть поодаль — оторванную руку с зажатым в ней тускло светящимся карманным фонариком. И как только немец сверху разглядел свет — стекло лампы затенял металлический козырек, но ночной воздушный охотник каким-то образом заметил его и молниеносно атаковал. Зияла воронка, края ее были сплошь усеяны фрагментами тел и обломками носилок. Второй санитар с израненным лицом, ритмично покачиваясь, сидел на земле. Они с Салли были единственными, кто по чистой случайности уцелел.

Салли поднялась на ноги. Стояла неестественная, жуткая тишина, ничего общего с настоящей не имевшая. В ушах невыносимо звенело. В небе продолжали гудеть аэропланы. Что погнало ее в отделение? Страх? Вдруг рядом шевельнулась чья-то тень — пастор англиканской церкви, регулярно служивший молебны и одновременно исполнявший обязанности санитара, вынырнул из темноты и ухватил Салли за руку.

— Вы должны идти в укрытие, сестра! — выкрикнул он.

Его слова вывели Салли из себя.

— Ничего я не должна, кроме того, что быть в отделении, — отрезала она.

Онора Слэтри волокла к окопам завернутого в одеяло и перебинтованного пациента. Картина показалась Салли до предела абсурдной. Но у нее не было времени на раздумья и оценки. Она со всех ног бежала в обычно тускло освещенную, но теперь ярко сиявшую палатку отделения: одна из керосиновых ламп, упав на пол, разбилась вдребезги, и разлившийся керосин вспыхнул. Вместе с палатным врачом они кое-как сбили одеялами пламя. Раненые, те, кто не то что встать, а шевельнуться не мог, в ужасе созерцали эту картину. Видимо, бомбежка встряхнула их, вывела из состояния полузабытья. Вдалеке продолжали греметь взрывы — противник, вероятно, пытался уничтожить склад аэростатов воздушного заграждения — из личной ненависти пилотов к этим штуковинам.

— Я здесь, с вами! — прокричала Салли пациентам, едва слыша сама себя среди грохота.

Позже она устыдилась своей эмоциональности, показавшейся ей слишком мелодраматичной.

— Идите к выходу и следите за всем, что увидите! — распорядился палатный врач.

Распоряжение это прозвучало по-идиотски, но Салли бросилась к выходу, откинула полог и стала всматриваться в темноту, словно могла с ходу определить класс атакующих аэропланов, их численность, поставленные пилотам задачи и бомбовую нагрузку. В кромешной тьме между отделением и окопами где-то с десяток солдат, стеная и причитая, бродили взад-вперед. Другие опустились на колени или разводили руки в стороны и кричали, кричали. Недиагностированные, отметила про себя Салли.

Она увидела выходящую из торакального отделения Онору — чего ее туда занесло? Та вела еще одного солдата.

— Что ты делаешь? — невольно вырвалось у Салли, и только сейчас она поняла, что все дело в сомнамбулизме Оноры.

— Доставляю солдат в окопы, — прозвучал ответ. — Я привела туда одного, но он оказался немцем. Представляешь?

В глазах Оноры застыло безумие — она хотела перетащить всех до единого раненых из всех отделений в щелеобразные траншеи. И санитары из газового отделения повели раненых в спасительные окопы.

Онора металась туда-сюда. Салли вернулась в палатку газового отделения, прошла мимо в ужасе раскрывших глаза медсестер и санитаров, понявших, что происходит что-то очень и очень важное. Палатный врач оставался рядом с теми из отравленных газом, кто не мог передвигаться самостоятельно. Двое медсестер пытались надеть на головы пациентам миски вместо касок. Эта неожиданная и, в общем-то, разумная идея защитить головы солдат от осколков вселяла в медсестер надежду, что они хоть как-то, но контролируют ситуацию.

Палатный врач сообщил Салли о том, что происходит в операционной. Разило хлороформом и эфиром. Если в операционной начнется пожар, то, невзирая на последствия, всех отравленных газом необходимо срочно уводить.

Салли побежала к медсестре, стоящей у второго входа в палатку. Они увидели, как операционную охватывает пламя. В воздухе висел запах эфира из лопнувших бутылей, эфир, воспламеняясь, усиливал пожар.

До Салли донеслись жалобные вопли раненых. Кто-то что было мочи кричал:

— Шланги не работают!

Выстроившись в ряд и передавая друг другу ведра с водой, санитары и медсестры пытались сбить пламя. А что с хирургами, операционными сестрами и остальным персоналом? Неужели они так и остались там? Тут ведрами воды не поможешь, в ужасе подумала Салли. Тут нужен песок или земля — только ими можно потушить огонь. Бросившись в газовое отделение, она крикнула, чтобы все — и хирурги, и медсестры — как можно скорее уводили раненых в окопы.

— Уходите отсюда, сестра! — приказал палатный врач.

— Я не уйду!

— Уходите сию же минуту. Я уже отправил отсюда всех медсестер.

— Хорошо, — согласилась Салли.

Ничего, она будет действовать самостоятельно, раз уж она свободна от ночного дежурства.

Едва она повернулась уходить, как послышался грохот еще одного взрыва. Она стала силой заставлять обезумевших людей укрыться в траншеях, те сопротивлялись изо всех сил. Тут она вспомнила о торакальном отделении и помешавшейся Оноре.

Неожиданно загудела сирена, сигнал должен был прозвучать раньше, когда все только начиналось. Но и сейчас он внушил утерянную было уверенность. Внезапно наступившая тишина вдруг представилась в образе некоей гигантской ладони, накрывшей землю. В ней потонули и голоса, и даже крики. Воздух по-прежнему был пропитан химической вонью объятой пламенем операционной, вокруг ярко-красными снежинками носились искры.