– Все этот Зейн. Если выживем – ноги моей больше не будет в «Теллуксе».

Нат не сдержал улыбку.

– Что ж, тогда мое заявление будет лежать рядом с вашим.

Спустя минуту-другую возвратился Костос. Вид у него был по обыкновению мрачный.

– Все мины в оплетке и перенастроены так, что обезвредить их невозможно. Отключить таймер или убрать детонаторы я не могу.

– Неужели ничего нельзя сделать? – недоумевал Коуве.

Рейнджер покачал головой.

– Должен признать, лягушатник свое дело знает. Постарались на славу, черти.

– Сколько осталось?

– Чуть меньше двух часов. Таймеры выставлены на восемь.

Нат покосился на дерево.

– Тогда либо придется искать другой путь из долины, либо прятаться здесь.

– О втором можете забыть, – сказал Костос. – Надо будет рвать когти отсюда, и чем дальше – тем лучше. Даже без учета тех бомб, что Фавре зарыл в роще, девятерых крошек хватит, чтобы спалить все плато целиком.

Здесь Нат перебил его.

– А где Дакии? Может, он знает выход отсюда?

Коуве показал на основание Ягги.

– Пошел проведать шамана.

Нат кивнул, вспомнив несчастного, которому Зейн всадил пулю в живот.

– Пойдемте посмотрим, вдруг Дакии скажет нам что-нибудь ценное.

Анна и Коуве отправились с Натом. Костос отмахнулся.

– Я лучше еще раз проверю заряды. Глядишь, придумаю что.

Едва Нат вошел внутрь дерева, как его окутал тот же мускусный сладковатый аромат. Узор из голубых отпечатков ладоней уводил их все выше и выше.

Коуве шел вровень с Натом.

– Знаю, вопрос неуместный, и все-таки: как быть с заразой?

– Если найдем способ выбраться, – ответил Нат, – будем до упора собирать местные растения – авось повезет, попадется то, что нам нужно. Ничего другого не остается.

Коуве выглядел удрученным, словно ждал большего, но не наплел что возразить.

Да и что будет проку, если лекарство отыщется, а сами они сгорят заживо?

Виток за витком поднимались они к верхушке дерева. Вдруг до них долетел звук приближающихся шагов. Нат и Коуве переглянулись. Кто-то спускался.

Потом из-за поворота вылетел Дакии – запыхавшийся и словно взволнованный чем-то. От неожиданности он шарахнулся в сторону и быстро затараторил по-своему. Даже Коуве не успевал разбирать то, что он говорил.

– Не так быстро, – сказал Нат.

Дакии схватил его за руку.

– Сын вишва, твоя идти.

Он тянул Ната вверх по туннелю.

– Как там ваш шаман?

Дакии затряс головой.

– Его живет. Однако больной, крепко больной.

– Отведи нас к нему, – попросил Нат.

Индеец с готовностью внял просьбе, после чего они резво припустили наверх. Не прошло и минуты, как четверка показалась в лечебнице.

В одном из гамаков Нат тотчас увидел шамана. Он еще дышал, хотя выглядел очень неважно. Кожа сделалась бледной до желтизны и лоснилась от пота – у индейца начался жар. Да, верно, «крепко больной».

Едва они подошли, раненый сел на кровати, что, судя по всему, причинило ему нестерпимую боль. Шаман замахал на Дакии, как бы отсылая его с поручением, а затем воззрился на Ната. Глаза индейца лихорадочно блестели, но взгляд все же был ясным.

Нат обратил внимание на обрывки веревок под гамаком. Выходит, Фавре связал шамана, невзирая на смертельную рану.

Индеец ткнул рукой в сторону Ната.

– Твоя вишва… как отец.

Нат собрался возразить. Ну какой из него шаман? Но тут Коуве одернул его.

– Скажи «да», – нажимал профессор.

Нат осторожно кивнул, положившись на его интуицию.

Шаман принял ответ с нескрываемым облегчением.

– Хорошо, – проговорил он.

Вернулся Дакии, неся в руках кожаный кошель и пару тростинок. Он протянул принадлежности вождю, но тот был чересчур слаб, поэтому остальное Дакии выполнял сам по его указаниям.

Сперва следопыт взял кошель.

– Кожа с мошонки ягуара, – прокомментировал Коуве.

– Надо думать, последний писк моды, – буркнул Нат.

Дакии расширил отверстие. Внутри оказался некий ярко-красный порошок. Шаман стал пояснять со своего гамака. Коуве переводил, хотя Нату удалось понять кое-что самому.

– Он назвал порошок али-не-Ягга.

– «Кровь Матери», – сообразил Нат.

Увидев, как Дакии набивает концы соломинок порошком, Коуве обернулся к Нату.

– Догадываешься, что сейчас будет?

Нат знал ответ почти наверняка.

– Это вроде эпены, наркотика яномамо.

Годами работая с разными общинами яномамо, Нат не раз удостаивался приглашений на церемонии с его употреблением. «Эпена» в переводе с их языка значит «солнечное семя». Этот мощный галлюциноген шаманы применяли, чтобы войти в контакт с миром духов. По преданиям, снадобье призывало из джунглей хекура – человечков, которые передавали шаманам свои медицинские знания. Когда его попробовал Нат, все, что он испытал, – это сильнейшую мигрень и головокружение. К тому же сам способ употребления его отнюдь не вдохновил. Порошок нужно было втягивать через нос.

Дакии вручил по тростинке шаману и Нату. Раненый вождь поманил Натана к себе, веля присесть у его гамака. Нат подчинился.

Коуве решил предостеречь его.

– Шаман при смерти и знает об этом. Поэтому ритуал, который он предлагает, не простой. Думаю, он хочет возложить на тебя заботы о племени, деревне и Ягге.

– Но я не могу их принять! – оглянулся на профессора Нат.

– Придется. Как только ты станешь шаманом, тебе откроются все тайны бан-али. Улавливаешь, о чем речь?

Нат набрал воздуха в грудь и кивнул.

– Лекарство.

– Вот именно.

Он подошел к гамаку и присел на колени.

Шаман показал ему, что нужно делать. Как оказалось, ритуал почти в точности повторял эпеновую церемонию яномамо. Индеец поднес начиненный порошком конец тростинки к носу, а Нату велел положить в рот ее свободный конец. Со второй соломиной поступили противоположным образом – Нату достался «заряженный» конец, а шаману – пустой. В ходе ритуала они должны были одновременно выдуть порошок друг другу в нос.

Шаман поднял руку. Оба сделали глубокий вдох – и…