добрался до столицы Курляндии. Правда, через три часа после въезда в нее депутатов Верховного совета. Но, пока те медлили, он успел повидать Анну, многое ей рассказал, передал наказ Ягужинского не верить князю Василию Лукичу ни в чем и вручил письмо... Он успел даже уехать обратно. Но приехавшие каким-то путем узнали о его визите, послали в погоню, и вот — Сумароков снова в Митаве перед разъяренными депутатами и в кандалах... Сначала он запирался, но генерал Леонтьев показал ему письмо Ягужинского, которое он привез и отдал в руки самой Анне. Сенатор Михаил Михайлович Голицын пригрозил кнутом. И Петр Спиридонович, молодец не из храбрых, повинился, выдав с головой пославшего его Ягужинского.

Даром ему это не прошло. Позже, когда участники событий делили награды, Сумароков оказался в стороне от милостей новой императрицы и все десять лет ее царствования жил в нищете. Он получил должность и стал подниматься по лестнице благополучия лишь при Елисавете Петровне. Некоторые историки объясняют это тем, что он принадлежал к ненавистному Анне Голштинскому двору. Но я думаю, что здесь сыграли свою роль два обстоятельства: первое — то, что он выдал Ягужинского, и второе — что он видел письмо Павла Ивановича в руках у депутатов, а следовательно, был свидетелем предательства Анны. Ни генерал-прокурор, ни императрица не были из тех людей, которые легко прощают ошибки.

Впрочем, дальнейшая жизнь Сумарокова была вполне благополучна.

4

Прибавление. КТО ЕСТЬ КТО? ЯГУЖИНСКИЙ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ

Генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский не только играет достаточно значительную роль в судьбе нашего героя, но он еще и чрезвычайно характерная личность для своей эпохи.

Он родился в 1683 году в Польше, но уже четырех лет переехал вместе с отцом в Москву, куда родитель его был вызван в качестве учителя и органиста лютеранской кирки. В 1701‑м взят царем Петром в услужение, записан им в гвардию и вскоре пожалован во флигель-адъютанты. В 1712 году Ягужинский уже генерал-адъютант. В 1722‑м — первый генерал-прокурор Сената...

Вот что писал о нем герцог де Лирия, знавший Ягужинского лично:

«Граф Ягужинский, генерал от кавалерии и обер-шталмейстер, родом Поляк, и очень низкого происхождения. Пришед в Россию в молодых очень летах, он принял Русскую веру и так понравился Петру, что сей Государь любил его нежно до самой своей смерти... Военное дело знал он плохо, да и не имел на то претензий, человек был умный, с дарованиями, смелый и чрезвычайно решительный. Однажды сделавшись другом, был им без притворства; за то не скрывал и вражды своей. Говорили, будто он был лжив, но я не могу сказать, чтобы заметил в нем такой порок. Он был очень тверд в своих решениях и весьма привязан к своим государям, но способен наделать тысячи шалостей, когда бывало подопьет. Удаляясь от сей дурной привычки, становился он совсем другим человеком. Словом, он был одним из самых способных людей в России».

Было бы неправильным, наверное, не привести и других характеристик этого человека, коль скоро они имеются. И вот следующая запись принадлежит перу английского резидента Клавдия Рондо и относится примерно к 1731 году:

«Генерал Ягужинский. Сын лютеранского органиста, служившаго в лютеранской церкви в Москве, обязан всеми своими успехами в жизни своей красивой наружности; ибо, быв красивым мальчиком, он был взят в пажи великим канцлером Головкиным (который был известен своими пороками) и два года спустя, по той же причине, взят покойным царем Петром I в звание камер-пажа.... Ягужинский не имел необыкновенных дарований, но придворная жизнь придала ему учтивость в обращении. Он был бы любим за свое доброе сердце, если бы природная его вспыльчивость, очень часто воспламеняемая неумеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, часто не побуждала его ругать своих лучших друзей и разглашать самыя важныя тайны. В трусости ему нет равнаго; в расточительности он не знает пределов; он растратил огромное состояние своей жены, не говоря уже о значительных подарках, которые он получал в России и из чужих краев, состоя на жалованье у датского двора и у императора римскаго».

Историк Дмитрий Александрович Корсаков в своем труде «Воцарение Анны Иоанновны» приводит выписку из сочинения Ивана Голикова: «Представляя сенаторам Ягужинского в этом новом его звании (генерал-прокурора Сената. — А. Т.), Петр Великий сказал: „Вот мое око, коим я буду все видеть. Он знает мои намерения и желания — что он заблагорассудит, то вы делайте; а хотя бы вам показалось, что он поступает противно моим и государственным выгодам, вы, однако, то исполняйте и, уведомив меня о том, ожидайте моего повеления“».

Пока что фигура Павла Ивановича только дополняется прекрасными чертами человека с твердым характером, преданного интересам императора и государства, говорящего всегда только правду. Поистине достойный соратник великого преобразователя России. Однако дальше тон описания резко меняется. Корсаков пишет, что «… эта характеристика не соответствует действительному его характеру, который является далеко не с такими симпатичными чертами. Резко порицая других, Ягужинский был постоянно снедаем честолюбием; чуждый России и ее действительным интересам, он был человеком карьеры, везде преследуя лишь свою эгоистическую цель. Лесть, низкопоклонство, умение подделываться к людям, подмечая их слабые стороны, и рядом с этим честолюбивое желание возвыситься над всеми людьми родословными — вот основные нравственные черты Ягужинского. Если мы прибавим к этому его жажду богатства, ловкость в интриге, склонность к кутежу и пьянству и припомним полное отсутствие в нем строгих нравственных принципов — то получим цельный образ реального Ягужинского».

Похоже, что «Око Петра Великаго» было не особенно чистым. Быть может, этим следует объяснить и ту путаницу, которая произошла в делах внутреннего управления в последние два-три года царствования Петра (когда Ягужинский был генерал-прокурором Сената), и страшный рост в это время взяточничества, преступлений и проступков по должности разных высших и низших чиновников?..

Но не будем забывать, что и он был «дитя своего века», века непростого, в чем-то бесконечно далекого, а в чем-то и такого близкого нам...

5

На Николая Студита, едва поднялся Федор с постели, приехали к нему, как, впрочем, и ко многим другим, кто по разным причинам не бывал на дворянских собраниях, посланцы от шляхетства, несогласного с «затейкой верховников». Привезли протест со многими подписями. Один из прибывших был дальним родственником Соймонова по родству с Нарышкиными, бригадир Иван Михайлович Волынский. Другой — князь