– Вы не оправдали нашего доверия, тив Удаз, как ни прискорбно мне это вам говорить, – молвил Херевард.

– Я виноват, Благословенный.

Правильно. Оправдания никому не нужны. Их попросту не существует в природе, если приказ не выполнен.

– Я знаю. Вы будете наказаны.

Удаз поник плечами, но не осмелился сопротивляться. Это невозможно и наяву, а во сне против диллайнского мага никто не устоит.

– Я хочу знать, как все было. Я хочу видеть.

– Разумеется, Благословенный.

Лестница вела в подвал. Десяток высоких ступенек, толстые стены, то ли заброшенная кладовка, то ли погреб, на скорую руку переделанный во временное узилище. Скорчившаяся на полу женщина, связанная, с мокрыми, облепившими лицо волосами и горящими ненавистью волчьими глазами. По подбородку течет окровавленная слюна. Так вот какая ты, ролфи. Словно сошедшая с рисунка в Атласе Народов и Земель, злая сильная волчица в человечьем обличье. Твой след сложно будет спутать с чьим-то другим. Давно по долинам Синтафа не бегали такие красивые звери. И не имеет значения, что ты сказала или не сказала тиву Удазу. Ты сумела противопоставить его магии… нашей магии… Силе нашей Веры что-то свое. Что? Ужели Вилдайр изыскал способ сопротивляться? Какой?

Эсмондами становятся самые пытливые. И всю свою долгую жизнь Херевард Оро не уставал задавать вопросы. Неважно кому – себе, соратникам, врагам, мудрецам и детям, и даже самому Предвечному. И если на них не отвечали, а так частенько и случалось, искал ответов сам и не останавливался, пока не находил.

Положим, Удазу не хватило опыта, Веры и Силы справиться с ролфи… Как бы ни сложно такое представить. Не каждый эсмонд может похвастаться таким стремлением к Благочестию, не всякому диллайн свойственна столь неистовая одержимость. И вот тив Удаз, с его немалым опытом, наткнулся на непреодолимую силу. Его, конечно, ждет наказание. За что? За попытку сокрыть правду от Эсмонд-Круга, причем с корыстной целью. За тщеславие и гордыню. Ролфийку надо было не вешать, а вязать покрепче и тащить в Санниву. А леди Янамари вообще сажать в корзинку с крышкой, чтобы не ускользнула в щелку.

Ролфийская похитительница загадала тиву Хереварду загадку такой сложности и важности, какую тяжело переоценить. Что это – возросшие силы Ролэнси или слабость Предвечного? Терзавшая сердце эсмонда тревога вдруг обрела реальные черты – у нее теперь были зеленые глаза и оскаленный в глумливой ухмылке рот. И запах – женский и пряный, смесь звериной ярости и слепого человеческого ужаса. Тив Херевард взбежал по ступенькам наверх и… взлетел на больших сильных крыльях над морем огня, в котором тонул Синхелмский храм. На север полетел огромной серой совой, бесшумной и смертоносной, точно Божья Кара. Сверху – спящее небо, снизу – пробуждающаяся к новой жизни земля, а посредине – весна. Где же ты, женщина-ролфи? Отзовись! Ты все равно не уйдешь! Ты – не шуриа, ты не станешь прятаться под камушком, и ты – не диллайн, чтобы соревноваться со мной в Вере и Силе.

Спит в тени новорожденная Меллинтан, узким серпиком растет Фаолхэ, мягкие крылья скользят в потоках ветра, и не укроются от зорких глаз волчьи следы. Вот же они! Ты быстро бежишь, женщина-ролфи, но не быстрее, чем летит над Тропами Сновидений волшебник-диллайн.

Волчица оглянулась, взвизгнула, увидев исполинскую птицу, и бросилась от преследователя галопом.

Не уйдешь! Выпущенные когти вот-вот должны были вонзиться в серую спину… Еще один сильный взмах крыльями… еще рывок… И ничто тебя не спасет, ролфи. Твоя боль отворит врата, и я стану тобой, овладею тобой – не твоим телом, но твоей душой. И ты будешь в моей власти, ролфи. Пока лишь во сне, но твоя поимка всего лишь дело времени.

Сейчас-с-с-с…

И едва не врезался в стену огня – золотого, обжигающего, яростного.

«Предатель!» – отрывисто и звонко прокричало пламя и превратилось в… Огненную Меллинтан, тысячу лет правившую городом Файристом и диллайн, в Локку – покровительницу ролфи-воинов. Каждое перышко пышет жаром, а в глазах ее расплавленное золото. И гнев, и ярость, и презрение.

«Предатель из Народа Предателей!!!»

В разные стороны полетели серые перья, и брызнула кровь – это стальные когти Меллинтан вонзились в сердце Хереварда-из-Сна.

Тив Херевард застонал во сне и, задыхаясь, схватился за грудь. Словно сверху навалилась огромная пуховая подушка, а вместо сердца полыхал костер. Боль сковала левую руку, огненной стрелой вонзилась в нижнюю челюсть и копьем пробила тело эсмонда насквозь, выйдя между лопаток. Так вот, значит, какое наказание полагается за предательство…

– Что? Что с вами, Благословенный? – встрепенулся дремавший рядом секретарь.

– Сердце… болит…

Из горла тива со свистом вырывался то ли шепот, то ли клекот, и молодой человек с огромным трудом уловил несколько слов:

– Она в Локэрни… Она там…

…Удавка захлестнула горло, натянулась, потащила… Дышать! Боги, как угодно, что угодно, лишь бы дышать! Всего один вздох, всего… Под сомкнутыми веками Грэйн вспыхнули огненные круги, разлились, затопили, взвились вокруг стеной пламени, обожгли золотым взглядом глаз жестоких и яростных… Как ребенок, она протянула к ним руки, к Ней, Могучей, Огненной – и…

Проснулась.

Дышать. Боги, как больно, как сладко – просто дышать…

Но болело вовсе не горло, жгло и ломило плечо. Грэйн выкатилась из-под диллайнского кафтана, под которым они спали вдвоем с шуриа, прижавшись друг к другу, словно два бездомных щенка в норе под чьим-то крыльцом. Весенняя полуденная прохлада мигом остудила эрну Кэдвен; ролфи резко села, клацнула зубами и потерла саднящее клеймо. Все было ясно и без толкования снов. Их снова нашли. Когти Локки!

– Вот именно они-то тебя и спасли на этот раз, сука глупая… – прорычала Грэйн, не замечая, что ругается вслух. – Когти Локки!

Кому же еще, кроме крылатой богини, под силу разорвать раскаленными когтями вязкую сеть подлой диллайнской магии? Сделать оживший кошмар обычным страшным сном, рассеять его и развеять легким пеплом? Только ей! И только благодаря ее, могучей Локки, знаку Грэйн вообще смогла проснуться с пониманием того, что их – нашли…

Не помогло заполошное петляние по лесам и проселочным дорогам. И трофейный мушкет с пистолетами тоже не помогут, когда беглянок настигнут и уж точно тогда припомнят все-все-все – и сопротивление магии эсмондов, и заколотого жреца, и сожженную молельню. И пристреленных, как паршивые собаки, стражников, кстати, тоже.

Скрытность и скорость, а? Ну, о скрытности теперь можно забыть. Касательно магии эрна Кэдвен не слишком обольщалась: Локка защитила от подчинения во сне, предупредила, но остальное – в руках самой Грэйн. Сможешь справиться с врагами – или удрать от них наяву – спасешься, а нет, так и богиня не поможет. От грамотной облавы не защитят ни руны, ни знак посвящения. И уж точно на этот раз охотники не ограничатся науськиванием одного лишь желтоглазого смеска.