Как говорится в диллайнской поговорке: «Чем дольше живешь, тем больше поводов удивляться». Сколько бы тебе ни было лет, хоть семь, хоть семьдесят, хоть семь сотен, а всегда найдется что-то, ускользнувшее от внимания, какое-то утраченное знание, и самое главное, люди никогда не устанут удивлять. Джона мало интересовалась верованиями ролфи, преданными забвению многовековыми усилиями эсмондов. Сначала они просто запретили многобожие, а затем в Синтафе практически не осталось чистокровных Вторых.

Джона впервые слышала про «родительский огонь». Поэтому она лишь головой вертела, переводя взгляд с Грэйн на предка и обратно.

«А почему все-таки?» – спросила шуриа у духа.

Эйккен только плечами пожал: «Я и сам не знаю почему. Но догадываюсь!» Ох и зверская же у него была рожа.

«Отомстили они мне так, сволочные родичи. За Джоэйн, за то, что зад никому никогда не лизал. Отомстили, с-собаки!»

Могли, конечно, могли. Еще как могли! Сложили песню про Безумного Эйккена, воспитали сына его, сиротку, в ненависти к матери-шуриа и презрении к ролфи-отцу. Старая история. Лучший способ достать даже в могиле.

– А что такое «родительский огонь»? Это такой ритуал? – спросила Джона.

И тут же мысленно попыталась выяснить то же самое у деда-прадеда. Но тот молчал. Молчал, словно воды в рот набрал. Хитрая сволочь!

Но унять разбуженную подозрительность ролфи не так-то просто.

– Это знание не для шурий, – отрезала Грэйн.

Впрочем, шуриа чувствовала сомнения эрны. Как тонкий-тонкий запах экзотической специи. Едва уловимое ощущение непокоя, неполной уверенности в своей правоте…

– Если ты и впрямь потомок эрна Эйккена… и если он действительно здесь и неупокоен, тогда… Пусть докажет, что это правда! Он посвященный Локки, так пусть расскажет про обряд. Я точно знаю, как это происходит, – и он должен знать. А вот тебе это узнать неоткуда, шуриа.

«Вот это другое дело!» – обрадовалась Джона. И тут же потребовала у Эйккена подробного пересказа обряда посвящения.

И тот не стал скрывать ни единой детали…

Сколько веков прошло, а он до мелочей помнил свой всесокрушающий страх, и упрямый росток решимости, и самоотречение первого шага в… огонь. На встречу с богиней, на ее суровый суд, в ее жестокие огненные объятия.

Вознесенный на самую вершину страданий, какие только может вынести человек, Эйккен эрн Янэмарэйн не кричал. И осыпаясь пеплом на каменные плиты святилища, он знал, что воскреснет волею Локки. Чтобы стать частью ее, чтобы с честью носить на плече ее знак.

Но, боги! Боги Земли и Небес! Как же это было больно!

Давным-давно погасшее пламя вновь охватило Джону со всех сторон. Она горела, горела, горела… Заживо… До скончания времен…

Шуриа с диким ужасом, выпучив глаза, смотрела на ролфийку, и голос ее застревал в горле, а губы тряслись:

– Это правда? Ты заживо горела? Вы все это делаете?

Джона не могла поверить. Не могут боги-лу́ны быть так жестоки к своим детям. Неужели?

«Так она не врет!» – Грэйн обожгло не меньшим ужасом. Никто, кроме прошедших огненное посвящение, не может знать подробностей. И ничто, кроме этих подробностей, не вызвало бы у ядовитой насмешницы Джоэйн такого потрясения… Значит, все действительно так, как рассказала графиня, – и древний эрн на самом деле заперт между мирами, а единственное существо, которое слышит его и видит, это – шуриа! Злейшему врагу не пожелала бы эрна Кэдвен такой страшной участи. Даже… даже желтоглазый смесок такого не заслуживал. Никто такого не заслуживал. Видит Локка, не так уж много было у Грэйн личных врагов – всего-то двое теперь, пожалуй, шурианский капитан и диллайнский жрец, – но даже с ними она не поступила бы так… подло.

Слишком уж сурово осудили потомки и ближники эрна Эйккена его странную любовь к змеиной деве, раз не только ославили его имя в веках, но и достойного посмертия лишили! Когти Локки! И сама Грэйн тоже хороша – петь ту пошлую песенку, ни на миг не задумавшись, что тем пятнает честь побратима-посвященного!

«Но просить прощения за это я буду через саму Локку – или напрямую, если он слышит, – но уж точно не при посредничестве Джоэйн!» – решительно уняла свои угрызения Грэйн и ответила все еще с ужасом взиравшей на нее шуриа:

– Не все. В священный огонь входят только посвященные Локки. Видишь ли, чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Добровольно. Так что не думаю, что посвящение Морайг или Глэнне обходится без подобной жертвы… Пусть благородный эрн простит мои сомнения. Разумеется, я объясню тебе, Джоэйн, как зажигать «родительский» огонь. Никто не заслужил вечного скитания между жизнью и смертью.

И ролфи поклясться была готова, что вот в этом – хотя бы в этом! – шуриа с ней полностью согласна. Последняя в роду эрна Янэмарэйна спросила пытливо:

– И тогда Эйккен сможет уйти в посмертие?

Грэйн кивнула и, полуприкрыв глаза, произнесла нараспев, словно уже склонялась над трепещущим огоньком «родительской» свечи, одинокой вехи в холодной бесплотной темноте:

– Долог путь в Чертоги, темен и труден путь по ледяным равнинам… Не сразу, но сможет. От огня к огню, чтобы найти след Своры Оддэйна и не заплутать во мраке… Завтра взойдет темная Морайг. Я буду зажигать «родительский огонь» для отца, а ты – будешь смотреть.

– А твой отец тоже неправильно похоронен? – спросила Джона и осеклась, вдруг неожиданно вспомнив историю капитана Кэдвена. – Так ты дочка того самого Сэйварда Кэдвена?

«Вот это номер! Судьба все-таки поразительно горазда на удивительные шутки, и ни одна придуманная людьми история никогда не сравнится с настоящей жизнью».

Теперь-то Джона вспомнила все, что рассказывал Аластар. И про морское сражение, и про сдавшийся ролфийский корабль, и про осужденного капитана. Такая история не могла не войти в анналы, и уж тем более не могла пройти мимо внимания графа Эска – самого помешанного на кораблях. Конечно же, отца эрны наказали свои – таковы флотские законы, и понятно, как Грэйн оказалась в армии, на службе у лорда Конри.

Не замечая, что разговаривает вслух, Джойана сказала:

– Так вот почему Конри послал именно тебя…

– Он вернет мне землю, – сухо молвила эрна. – И он вернет отцу честь, как обещал, иначе лишится чести сам. А я – привезу тебя на Ролэнси, как обещала.

– Договорились.

Хотя, по правде сказать, в честь Рэналда Конри леди Янамари верила с трудом. Ну да ладно – поживем и увидим.

Она деловито протянула Грэйн деньги, кисет и огниво:

– Держи, эрна. Это наша добыча.

Не уточняя, что табачок был прихвачен исключительно с целью умилостивить злющую ролфи. Раз она любит курить, то пусть попыхтит своей трубкой и успокоится.

Так оно и вышло – Грэйн, в стремлении положить край нервному напряжению прошедшей ночи, сделала пару сладостных затяжек дымом и, как только бег ее крови замедлился, сразу же провалилась в сон.