что слышал в таверне Сите, — ответил он. — Что сообщество много требует от своих членов и начальный взнос очень велик по некоторым меркам…

— То есть?

Я сверлила его взглядом. Он довольно мрачно улыбнулся, прежде чем ответить.

— Девственность, во-первых. И соски замужней женщины, во-вторых.

Он бросил быстрый взгляд на мою грудь.

— Ваша подруга — девственница? Была ею?

Меня бросало то в жар, то в холод. Я вытерла лицо платком и сунула его в карман плаща. С первого раза мне не удалось попасть в карман — так дрожали руки.

— Да, была. Что еще вы слышали? Вы знаете, кто состоит в «Последователях зла»?

Дугал покачал головой. Седые пряди в каштановых волосах сверкали в лучах солнца.

— Только по слухам. Возможно, виконт де Вуска, младший из сыновей Чармисса. Граф Сен-Жермен. Эй! Да что с вами?

Он наклонился и с беспокойством посмотрел на меня.

— Все хорошо, — ответила я, глубоко вдыхая через нос. — Чертовски хорошо.

Мне пришлось снова вытащить платок и стереть холодный пот со лба.

«Мы не причиним вам вреда, милая дама», — звучал из глубин памяти ироничный голос.

Мужчина в зеленой рубашке был худощав, строен и узкоплеч. Это описание подходило как к графу Сен-Жермену, так и к Джонатану Рэндоллу. Узнала ли я его голос? Мог ли нормальный человек спокойно сидеть напротив меня за обедом, есть суп из лосося и поддерживать вежливый разговор менее чем через два часа после инцидента на улице Фобур-Сент-Оноре?

Хотя почему бы и нет? Ведь я могла! К тому же у меня не было причин считать графа нормальным, по моим понятиям, человеком, если слухи верны.

Карета остановилась; я лихорадочно размышляла. Если я добьюсь того, что злейший враг Джейми будет схвачен, не значит ли это, что мерзавец, изнасиловавший Мэри, останется на свободе? Я тяжело вздохнула. Проклятый выбор! Главное сейчас — жизнь, справедливость немного подождет.

Кучер соскочил на землю и взялся за ручку дверцы. Я закусила губу и посмотрела на Дугала Маккензи. Он встретил мой взгляд с некоторым недоумением. Чего я хочу от него?

— Вы подтвердите мой рассказ?

Он посмотрел на высокие дома на набережной д’Орфевр. Мягкий послеполуденный свет лился в открытую дверь кареты.

— Вы уверены, что это необходимо? — спросил он.

Во рту у меня пересохло.

— Да.

Он протянул мне руку:

— Тогда молитесь Богу, чтобы мы оба не оказались в тюрьме.

Часом позже мы вышли из полицейского участка. Я отослала карету домой, чтобы никто из знакомых не увидел ее на набережной д’Орфевр. Дугал предложил мне руку, и я оперлась на нее. Было трудно идти по мощеной мостовой на высоких каблуках.

Мы двинулись вдоль Сены по направлению к Нотр-Даму.

— Вы в самом деле думаете, что граф Сен-Жермен мог быть одним из тех, которые… кто остановил вас на улице Фобур-Сент-Оноре?

Голова кружилась от напряжения и усталости, а также от голода. Я ничего не ела с утра, и у меня сосало под ложечкой. Допрос в полиции отнял много энергии. Сейчас не было необходимости напряженно думать, да и сил не осталось.

Я опиралась на руку Дугала, но не могла поднять на него глаза. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не упасть. Мы очутились на улице Элиз, где влажные булыжники были испачканы разными нечистотами. Носильщик с огромной корзиной замешкался у нас на пути, прокашлялся и звучно сплюнул на мостовую прямо мне под ноги. Зеленоватая жижа шлепнулась на булыжник и медленно сползла в грязную лужицу, образовавшуюся на месте недостающего камня.

— М-да. — Дугал, нахмурив брови, озирался по сторонам в поисках экипажа. — Одно могу сказать: я слышал много плохого об этом человеке, но не имел чести его знать.

Он посмотрел на меня.

— Вы так убедительно все представили. Не пройдет и часа, как Джек Рэндолл окажется в Бастилии. Но рано или поздно его выпустят. И я не уверен, что пыл Джейми к тому времени остынет. Хотите, я поговорю с ним? Чтобы убедить его не делать глупостей.

— Нет! Ради бога, не вмешивайтесь!

Колеса проезжавшего мимо экипажа громко стучали по мостовой, и я так повысила голос, что Дугал удивленно поднял брови.

— Ну ладно, — сказал он миролюбиво. — Разбирайтесь с ним сами. Он упрям как осел… но, вероятно, у вас есть свои методы?

Это было сказано с понимающей улыбкой.

— Я все улажу.

Я это сделаю. Я должна. Потому что все, о чем я рассказала Дугалу, было правдой. Чистой правдой. И все-таки далеко от истины.

Я бы с радостью послала к черту Карла Стюарта и дело его отца, пожертвовала бы любой надеждой остановить его безумные планы, даже допустила бы, чтобы Джейми снова попал в тюрьму, лишь бы облегчить удар, который нанесло Джейми воскрешение Рэндолла из мертвых. Я бы с радостью помогла ему убить Джонатана, если бы не одно «но». Некоторое довольно значительное обстоятельство имело вес гораздо больший, чем уязвленное самолюбие Джейми, его душевный покой. Это был Фрэнк.

Только эта идея поддерживала мои силы в течение дня, не давая упасть от усталости. Несколько месяцев я думала, что Рэндолл умер бездетным, и опасалась за жизнь Фрэнка. Но все эти месяцы на безымянном пальце левой руки я продолжала носить золотое кольцо.

В дополнение к серебряному кольцу Джейми на правой, это служило талисманом в темные ночные часы, когда сомнения не давали уснуть. Если я все еще ношу это кольцо, то мужчина, надевший мне его, все еще жив. Я повторила себе это тысячу раз. Не имело значения, что я не представляла, каким образом умерший человек может дать начало роду, одним из потомков которого будет Фрэнк; кольцо было на месте, значит, Фрэнк будет жить.

Теперь я знала, почему кольцо все еще блестит на моем пальце, который сейчас был холодным, как металл, из которого оно сделано. Рэндолл остался жив, мог жениться и иметь ребенка, который даст жизнь Фрэнку. Если Джейми не убьет его прежде.

Я прикинула, какие шаги я могла предпринять в данный момент, но перед глазами вновь и вновь стояла сцена в коридоре герцогского дома. Ради жизни Фрэнка приходилось пожертвовать душой Джейми. Как я могла выбирать?

Фиакр, не обращая внимания на крики Дугала, промчался мимо, обдав грязью его шелковые чулки и подол моего платья.

Ругаясь по-гэльски, Дугал погрозил кулаком вслед карете.

— Ну и что теперь? — спросил он риторически.

Слизистый комок серой слюны плавал в луже у моих ног. Мне стало плохо, я схватила твердую, как ветка платана, руку Дугала. Несмотря на твердость, она куда-то вдруг понеслась, увлекая меня, поднимая над холодной, мокрой,