— Моя мать была из племени уладов. Я некоторое время жил в их землях, пока она не скончалась от болезни, и отец не решил вернуться со мной в Велигаст. Став взрослым, я участвовал в поддержании дипломатических отношений княжеского двора с нойоном уладов, пока не был назначен воеводой Гостибора. И нам удалось не только заключить мир с уладами, но и стать их союзниками. Лишь твои недавние неосторожные набеги на их земли, когда воины преследовали разбойников на их территории, заставили их защищаться. Но не все еще потеряно. Я готов отправиться к уладам, чтобы снова получить гарантии их нейтралитета на время похода рати к Велигасту. С разбойниками будет несколько сложнее, но и тут я готов быть посредником, чтобы заключить выгодное нам соглашение.

— С кем ты хочешь договориться? С разбойниками и уладами? Что будет значить их слово, которое они будут готовы тут же нарушить его? Более того, после разгрома Людотовой рати разговор с разбойниками может быть только один — лезвиями мечей и копий. Ни о какой помощи князю не может быть и речи. Выиграет ли он войну, или проиграет — до этого мне нет никакого дела. Ни слова больше, Мстислав. Уходи.

Мстислав кипел.

«Ладно, я тебе это так просто не оставлю» — в ярости подумал он. Он спустился вниз. Воевода прошел через двор и вошел в конюшню. Он вошел в стойло, сам заседлал своего коня. Выведя его из ворот конюшни, он сел на него и направился к воротам, приказав страже открыть их. Сотник, находившийся при карауле, с удивлением покосился на него, дивясь неурочной поездке, но возражать своему начальнику не посмел. Как только ворота открылись, он поскакал по дороге по направлению к Дидану.

По пути он пытался настигнуть едущего Ратибора, который должен был ехать на север по главной дороге, но, как ни странно, он нигде его не увидел. Его не было на дороге, на постоялых дворах, что встречались по пути, не было видно его коня. Мстислав внимательно всматривался во всех путников, едущих по дороге, но Ратибора среди них не было. Какое-то нехорошее предчувствие закралось в его сердце, и он уже пожалел, что отправил Ратибора вперед себя, даже не дав ему сопровождения из своих воинов. Однако, делать было нечего. Доехав до Дидана и проехав через ров, он бросил коня тут же, у ворот, и отправился в казармы, где была расквартирована княжеская дружина.

* * *

Тем временем Ратибор, миновав ворота, выехал за городскую стену. Покинув город, он пришпорил коня и поскакал во весь опор. Но измученное долгой скачкой животное уже не могло выдержать такого напряжения. Через несколько верст конь упал замертво, придавив своего всадника. Дернувшись, конь затих. Ратибор с трудом приподнял тяжелую тушу и вытащил придавленную ногу из-под мертвого коня. До следующей станции было еще далеко, и он пошел пешком, рассчитывая как можно быстрее добраться до постоялого двора, где можно было бы получить нового коня. Когда он успел пройти по дороге с версту, позади него послышался шум и цокот копыт. К нему приближалось трое всадников, закутанных в плащи. На поводу они вели еще одного коня. Ратибор обрадовался, увидев их. Он остановился, встав посреди дороги, рассчитывая переговорить со всадниками. Быть может, удалось бы уговорить их продать коня или предоставить его на время, чтобы можно было как можно быстрее добраться до следующей станции. Всадники ехали спокойной рысью. Увидев Ратибора, они, не останавливаясь, чуть пришпорили коней и объехали его справа и слева. И вдруг Ратибор почувствовал, как его тело охватила петля — всадники, проехав мимо него, набросили сзади аркан. Он не удержался на ногах и грохнулся на землю. Всадники тут же перешли в галоп и потащили его за собой на аркане, не давая ему возможности освободиться из пут. Израненный, избитый о землю Ратибор вскоре потерял сознание.

Через некоторое время Ратибор пришел в себя. Он находился в какой-то темнице, где единственным источником света был тонкий луч света, пробивающийся сверху через какую-то щель. Он приподнялся, но боль во всем теле заставила его болезненно поморщиться. Но он упрямо тянулся вверх, пока не смог сесть прямо и облокотиться о стену. Рукой он провел по стене — она была сырой и холодной. Значит, он находился где-то в подвале. Кругом стояла мертвая тишина, которую время от времени нарушали лишь падающие капли воды. Он потянулся выше и прильнул глазом к щели, из которой пробивался луч счета. Но в нее было виден только небольшой кусочек свинцового неба, готового вот-вот разразиться дождем, и Ратибор разочарованно сел обратно. Ощупав себя, он понял, что лишился не только оружия, но и всех вещей, которые были при нем — они либо выпали, когда его волокли по дороге, либо были обобраны тюремщиками, бросивших его в эту темницу. В кармане нашлось лишь несколько золотых монет, которые все же не тронули. Вдруг нос его почувствовал запах гари, который становился все сильнее. В щель стал проникать черный дым, постепенно заполняя каменный мешок, в котором он находился. Определенно, его не только бросили в эту тюрьму, но и хотели сжечь заживо. Огонь, тем временем, разгорался все больше, и Ратибор уже явственно слышал потрескивание горящего дерева. К этому времени глаза стали постепенно привыкать ко столь скудному источнику света, которым был луч света. Он находился в маленькой камере никак не больше сажени в ширину и полутора — в длину. В нее вела узкая дверь, обитая полосами толстого железа. Ратибор встал и приналег на дверь, пытаясь ее выломать. Но она даже не шелохнулась. Он скреб пальцами камни, ломая ногти, пытаясь их расшатать и вытащить их из кладки. Тщетно! Казалось, все было кончено, и ему суждено изжариться заживо в своей тюрьме. Кашляя и задыхаясь от едкого дыма, Ратибор был вынужден пригнуться к самому полу, чтобы спастись от него. Но он не хотел сдаваться — даже сидя на полу, он пытался ощупывать кладку в поисках какой-либо слабины или трещины. Но вдруг через щель на пол упала крупная капля воды, затем другая. Снаружи послышался шум дождя, который усиливался все больше и больше. Начался мощный ливень. По невероятному стечению обстоятельств, так вовремя разразившийся ливень сначала пригасил начинающийся пожар, а затем окончательно затушил его, не дав ему распространиться дальше. Сильнейший ливень с силой поливал землю, которая вскоре перестала впитывать воду. Через щель полился целый ручей, медленно заливая каменный мешок. Но для Ратибора вода была подарком судьбы — он был спасен от смерти в огне. Дождь, тем временем, все продолжался, и Ратибор, забравшись на место повыше и прислонившись к стене, уснул под шум ливня.

Когда он проснулся, дождя уже не было, а через щель пробивался луч солнца. Он выглянул в нее, но там можно было увидеть лишь яркую синеву чистого неба, и ничего больше. Как не пытался он расширить щель, все было тщетно. Кладка была настолько прочной, что не поддавалась усилиям его рук. Оставив, наконец, свои попытки, Ратибор вернулся обратно на лежанку в углу. Ничего сделать было нельзя. Приходилось лишь ждать, чем все это закончится.

Но время все шло. По всей видимости, о нем забыли, посчитав, что он погибнет в пожаре, либо от голода и жажды. Снаружи было тихо. Был слышен лишь шелест листвы и травы, но ни одной живой души рядом не было. По всей видимости, он был заперт не в тюрьме, а в каком-то заброшенном подвале. Время от времени Ратибор вставал, пытаясь размять затекшие конечности и сделать очередную попытку выломать дверь или кладку. Судя по лучам солнца, пробивавшихся в щель и служившим единственным источником света в подземелье, за это время прошло уже два дня. За это время никто так и не появился, и вокруг царила все та же мертвая тишина. Казалось, что все вокруг вымерло. Ратибору приходилось слышать о пытке, когда узников бросали в темные камеры, куда не попадало ни луча света, и они умирали там в муках как от голода и жажды, так и от галлюцинаций, вызванных длительным отсутствием света и полной тишиной. По всей видимости, его бросили в такую же камеру, но по чьему-то недосмотру в ней имелась маленькая щель, все же пропускающая чуть-чуть света.