– Ее свидетельство необходимо, дабы осудить бывшую королеву за измену королю. Но все прочее, что сказала Джейн Рогфорд, лучше сохранить в тайне, милорды. Думаю, все согласятся с моим мнением, не так ли?

Он обвел взглядом собравшихся, и они дружно закивали.

Герцог Норфолк, который отлично умел скрывать свои мысли, теперь казался совсем старым – будто груз усталости и разочарования лег на его плечи непомерной тяжестью. Уже нет разницы, что скажут другие свидетели. Только что Джейн Рогфорд вбила последний гвоздь в гроб Кэтрин Говард. Точнее, последний гвоздь в гроб дома Говардов. И в данный момент Томас Говард потерпел такой разгром, что у него не было сил защищаться.

– Думаю, на сегодня мы выслушали достаточно, – тихо заметил герцог Саффолк. – Встретимся здесь завтра, в тот же самый час, и выслушаем показания Томаса Калпепера. Согласны, милорды?

Все кивнули и, выйдя из зала заседаний, поспешили к своим баржам. Томас Говард не преминул отметить, что все стараются держаться от него подальше, никто не пожелал сесть на его баржу. Мрачно усмехнувшись про себя, он велел гребцу поскорее плыть в Уайтхолл. Оказавшись на месте, герцог бросился в свои покои и разыскал графа Марча.

– Свершилось, – сказал он внуку. – Рогфорд ее прикончила. – И затем рассказал Вариану обо всем, что произошло в зале Совета, включая и то, что Рогфорд сделала это из мести королю.

– Сколько времени осталось у Кэтрин?

– Сначала предстоит выслушать Калпепера, потом ему и Дерему предъявят обвинение и подвергнут допросу. Разумеется, их сочтут виновными, приговорят к смерти и казнят как можно скорее. Потом, я думаю, на время праздника все уляжется. Двенадцать дней Рождества, Богоявление – и все начнется опять, пока Кэтрин не будет казнена в Тауэре. Леди Рогфорд тоже умрет.

– А что будет с моей женой и всеми теми, кто сейчас с Кэт?

– Они будут прислуживать Кэт до самой ее смерти, – ответил герцог Томас.

– Они знают, что тут происходит? – продолжал расспрашивать граф де Уинтер.

– Кэтрин и другие знают лишь то, что им сообщают.

– Я хочу видеть жену, – сказал Вариан. – Понимаю, что Говарды отныне никто, однако возможно ли, чтобы я смог увидеться с Ниссой?

– Дождись, пока они не покончат с Калпепером и Деремом, а потом посмотрим. Думаю, что сумею убедить Чарльза Брэндона, что не случится беды, если тебе позволят навестить жену.

– А что будет с Говардами?

Герцог хрипло рассмеялся.

– Мы снова впадем в немилость, возможно, на весь срок, отпущенный Генриху Тюдору. Две королевы – ставленницы Говардов, и обе оказались никуда не годными. Это плохая рекомендация, Вариан. Думаю, что тебе следует наконец возрадоваться, что ты де Уинтер, а не Говард.

– Я всегда буду гордиться своей матерью, урожденной Говард.

Глаза герцога Томаса увлажнились – как редко бывали в них слезы!

– Пойду прилягу, пока можно, – ворчливо ответил он.

Его мечты рассыпаются в прах, понял Вариан. Затем его мысли обратились к Ниссе. Жена как-то раз сказала, что герцог Томас лишил ее мечты. Неужели она решит, что Бог справедливо покарал главу дома Говардов, обратив в пыль его мечты и чаяния? Вполне возможно. Он скажет ей, когда они увидятся. Однако интуиция подсказывала Вариану, что Нисса не станет злорадствовать, узнав, что Говарды пали.

С высоко поднятой головой Томас Калпепер стоял перед Тайным советом. Он был в черном, в самой скромной одежде, приличествующей его печальному положению. Синие глаза смотрели уверенно, ни один мускул не дрогнул в его лице.

– Вы любите Кэтрин Говард, бывшую королеву Англии? – спросил герцог Саффолк.

– Да, – смело ответил он.

– И как давно вы любите ее, сэр?

– С тех пор, как мы были детьми, милорд.

– Вы намеренно искали возможности соблазнить ее, вопреки тому факту, что она стала супругой вашего короля. Короля, который вас любил и принимал участие в вашем воспитании. Короля, который вам доверял! Это так, Томас Калпепер?

– Это была всего-навсего игра. Я преследовал ее ради собственного удовольствия, – ответил Калпепер. – Я никогда не предполагал, что она ответит на мои ухаживания. Действительно, много месяцев она оставалась холодна. Казалось, чем больше я ее домогался, тем решительнее она меня отталкивала, тем самым разжигая мою решимость ее добиться. Но потом, прошлой зимой, король заболел и отказывался видеться со своей женой. Ей было скучно и одиноко. Я не вполне понимаю, как это вышло, но королева вдруг начала изнывать от любви ко мне. Я не мог поверить своему счастью. Женщина, которую я любил всю жизнь, ответила мне взаимностью!

– И какую же форму приняла ваша любовь, сэр? – требовательно воскликнул герцог Саффолкский, пристально глядя на молодого человека в черном. Слава богу, короля нет в зале заседаний, и он не слышит бесстыдных признаний этого нечестивца и предателя.

– Я боялся, что король узнает нашу тайну, – продолжал Калпепер. – И я очень старался быть скрытным, но Кэтрин то и дело изыскивала возможность побыть со мной. Это было какое-то безумие, но какое прекрасное!

– Вы целовали ее?

– Да.

– Трогали ее?

– Да.

– И вы познали друг друга физически, сэр?

– Было или не было, милорды, я ни в чем не стану признаваться, – усмехнулся Томас Калпепер. – Это было бы бесчестием.

Норфолк вспылил:

– Вы, обезумевший кусок дерьма, рассуждаете о чести? Вы признаетесь, что целовали и ласкали мою племянницу, замужнюю даму и супругу короля, а потом осмеливаетесь говорить о чести? Если вы болтаете все это в надежде выгородить Кэтрин Говард, так имейте в виду, что Джейн Рогфорд уже показала, что была свидетельницей вашего с ней мерзкого прелюбодеяния!

– Леди Рогфорд! С прискорбием вынужден заметить, – презрительно отвечал Калпепер, – столь же высокоморальна, как портовая шлюха. Гроша ломаного не дам за то, чего она тут наплела. И я, милорды, не признаюсь ни в чем, что могло бы повредить хотя бы волоску на голове моей королевы. Боюсь, вы только потеряете время, если вздумаете допрашивать меня дальше. – Он смотрел на них с вызовом.

Томаса Калпепера немедленно увели. Было ясно, что сейчас им от него ничего не добиться.

– Нам нужно его признание, – сурово заметил лорд Сэдлер. – Не помешало бы применить пытку, он стал бы разговорчивее.

– Вы можете запытать его до смерти, – возразил лорд Рассел. – Но он все равно не признается, что прелюбодействовал с королевой!

– Его молчание, его надменный отказ открыться – это и есть признание его вины, – сказал лорд Одли.

– Конечно, – ответил граф Саутгемптон. – Бедняга, он влюблен в королеву. А влюбленные мужчины часто совершают глупости.