Клара Фрис вынула из портмоне бумажку в сто крон. Первый порыв был отказаться. За кого она его принимает? Думает, у него нет гордости? Но потом он передумал. Ведь, по сути дела, он оказал ей услугу. И, кроме того, потратил время. А сто крон — хорошие деньги. Ему не помешает выпить. И покувыркаться с женщиной. Серьезные причины взять деньги возникали одна за другой, пока чаша, на которой он разместил свою драгоценную гордость, не стала совсем легкой и не поднялась в воздух. Не поблагодарив, Херман сунул купюру во внутренний карман куртки.

— Ну и о чем же ты с Маркуссеном договорилась? — спросил он как бы между делом.

— Советник полагает, что наша беседа должна остаться конфиденциальной.

Последнее слово Клара Фрис произнесла медленно и тщательно, словно желая убедиться в том, что Херман уловил каждый слог. Оно было явно новым и для нее самой. И затем улыбнулась.

В первый раз он увидел, как она улыбается.

Клара вошла в здание, внутреннее убранство которого имело такой же неприступный вид, как и фасад. Не успела захлопнуться тяжелая дверь, как перед ней возник человек в униформе, на лице которого ясно читалось, что она спутала парадную дверь с черным ходом. И тут же стало понятно, что дальше дороги нет.

Но тут к ней подошел невысокий мужчина с черной шелковой шляпой в руке и вежливо поинтересовался, может ли чем-то помочь.

Это был Маркуссен.

Она совсем растерялась. Упомянула Альберта, наследство — вежливое выражение на лице хозяина начало уступать место нетерпению. Он был стройным. Брови и ухоженные усы — белые. Резкие черты, выдающийся нос, твердый подбородок, но что-то в его лице, может быть впалые щеки, свидетельствовало о том, что старость уже начала свое наступление. Взгляд Маркуссена стал инквизиторским. Швейцар вновь подступил ближе, словно только и ждал знака, чтобы изгнать ее из дома.

Хуже всего, что Клара Фрис не могла остановить своего нервного словесного потока и уйти сама. Тогда, по крайней мере, удалось бы сохранить остатки достоинства. Вместо этого она все больше и больше запутывалась в своей истории, которая, собственно, была не столько историей, сколько беспорядочным набором сведений. Ведь дела-то у нее, по сути, никакого и не было. Ей просто нужен был слушатель.

И тут выражение его лица изменилось. Впоследствии она так и не смогла сформулировать, в чем заключалась перемена, хотя часто пыталась, потому что чувствовала: здесь таится разгадка, касающаяся не одного только Маркуссена, но и многих других вещей. Что читалось в его лице? Внезапно проснувшееся любопытство? Отчасти да. Угрюмость, боль, тоска, сожаление? Возможно.

Во всяком случае, признаки нетерпения внезапно испарились. Он склонился и посмотрел ей прямо в глаза с пугающим напряжением. Она смолкла.

«Что я такого сказала? — думала Клара. — Почему он так на меня смотрит?»

Маркуссен взял ее за руку и просто сказал:

— Пойдемте.

На лифте они поднялись в его кабинет на третьем этаже. Первый лифт в ее жизни. Когда пол под ногами задрожал, ее рука, которую он держал в своей, затрепетала.

Маркуссен велел секретарю по телефону отменить встречу, на которую, собственно, и направлялся. Кларину руку он все не отпускал. Словно боялся, что вдова растает в воздухе, если на секунду ослабить хватку.

Жестом он пригласил Клару пройти в кабинет.

— Мне не мешать, — прозвучало распоряжение секретарю.

Выдвинув стул для гостьи, Маркуссен уселся по другую сторону большого письменного стола темного дерева. В окно видно было статую Нильса Юля.

— Случай — странная сила, — произнес он, пригладив белые усы. — Вы пришли сюда, влекомая причинами, которые кажутся мне совершенно неясными, и я чуть было не попросил вас уйти. Но в действительности у нас гораздо больше общего, чем вы можете себе представить.

— Я именно это и сказала, — пробормотала Клара, опустив глаза.

— По большому счету да. Но возможно, вы не знаете, что именно?

Она покачала головой, снова ощущая свою несостоятельность.

— Как я понял, у вас с собой есть бумаги, которые вы хотели мне показать. Давайте сначала разберемся с ними.

Он протянул руку. Клара Фрис послушно залезла в просторную клеенчатую сумку и подала ему конверт с завещанием и сопутствующими купчими и ценными бумагами.

Какое-то время он сидел, склонившись над документами. Время от времени поднимал глаза и пристально на нее смотрел. Она молчала. Наконец он отложил бумаги.

— Так я и думал, — произнес Маркуссен. — Судоходство лишь верхушка айсберга. Основной капитал помещен в плантации в Юго-Восточной Азии и фабрики в Шанхае. Вы богаты, фру Фрис, не настолько богаты, как я, но все же богаты. Ваши владения в Азии — это своего рода предприятие-близнец по отношению к моим. Что не так уж странно, как может показаться. Ведь оба состояния создал один и тот же человек.

Она уставилась на него в изумлении.

— Вы же сами назвали ее имя. Я говорю о Чжэн Сумэй. Как я понял, она была любовницей Альберта Мэдсена. А когда-то и моей. Эта женщина не оставляла своих мужчин с пустыми руками.

Сложив руки на письменном столе, он на мгновение впал в задумчивость, взгляд его омрачился.

— Я много лет ничего не знал о ее судьбе.

Затем встрепенулся, взгляд оживился снова.

— А теперь я хочу услышать о ваших планах.

Клара дала ему отчет. Никогда еще она ни с кем об этом не говорила и не была уверена в том, как воспримут ее слова. На секунду прорвалась капсула одиночества, в которой эта женщина жила уже много месяцев. Маркуссен долго молчал после того, как поток ее речи наконец-то иссяк.

— Вы слышали что-нибудь о персидском шахе Ксерксе? — спросил он наконец. — Ксеркс вздумал наказать море, потому что неожиданно налетевший шторм перед решающей битвой с греками разнес его флот в щепы. И он избрал необычный способ. Он велел высечь море железными цепями. Фру Фрис, вы — продолжатель дела Ксеркса.

Он взглянул на нее, желая удостовериться в действии своих слов. Она не реагировала. Его слова не произвели на нее никакого впечатления.

— Надеюсь, вы понимаете, что ваши планы будут иметь разрушительные последствия для вашего городка?

— Совсем наоборот, — ответила она, собрав все свое мужество. — Я намереваюсь спасти город.

* * *

Тем же вечером они с Маркуссеном ужинали в апартаментах отеля «Англетер», всегда находившихся в его распоряжении. Здесь он проводил важные деловые встречи. А в этот вечер апартаменты были зарезервированы для разговора о Чжэн Сумэй.

— Женщины, — сказал Маркуссен, — склонны считать себя миротворцами. Они — вечные дипломаты, не по природе, а по нужде. Женщинам необходимо иметь гибкие ловкие руки. Так было и с Чжэн Сумэй. Но лишь до той поры, пока они не найдут свою цель. И тогда их руки становятся несгибаемыми, как сталь.