И в смерти Альберту предстояло вновь прийти ему на помощь.

Антон был рыжим, и в его жилистом теле, покрытом бурыми веснушками, хранился такой запас драчливости, что мальчишки, порядком превосходившие его размерами, с уважением перед ним расступались. У него жила полуручная чайка по прозвищу Торденскьоль. Чайка позволяла запихивать себя в клетку, состряпанную из бамбука, клетка стояла в саду у дома его родителей. Если кому хотелось наладить отношения с Антоном, пропуском была сельдь, тут же опускаемая в прожорливый клюв Торденскьоля. Чайку Антон нашел еще птенчиком на островке Лангхольмс-Ховед, где ковырялся каждую весну, разоряя гнезда, яйца же потом продавал пекарю Тённесену на южном крае, тот клал их в песочные пироги и ванильные печенья, а потому носил прозвище Чайкин Пекарь.

Антона называли Ужасом Марсталя. Он заработал кличку после того, как выстрелом из духового ружья разбил фарфоровый изолятор на уличном электрическом проводе и оставил полгорода без света. Вообще же из ружья, одолженного у двоюродного брата, он стрелял по воробьям и получал за каждого у фермера с Мидтмаркена четыре эре. Птичек фермер вышвыривал на навозную кучу, где Антон их собирал и продавал фермеру по второму разу. И так до четырех-пяти раз, и у доверчивого фермера постепенно сформировались несколько преувеличенные представления о численности популяции воробьев, прилетающих на его поля.

Антон был с Мёллевайен, из северной части города, а Кнуд Эрик — с Принсегаде, то есть с юга, и между двумя районами проходила граница, в мальчишеских глазах не менее серьезная, чем деление на фронты в только что отгремевшей войне. Существовали две банды, Южная и Северная, они находились друг с другом в состоянии непримиримой вражды. Кнуд Эрик и Антон но естественным причинам должны были находиться по разные стороны баррикад. Кнуд Эрик, который и в школьном дворе, и по пути домой из школы предавался своим размышлениям, определенно ни в какой банде не состоял, в то время как Антон был уважаемым членом Северной.

Однажды весенним днем, когда ветер шевелил верхушки деревьев за молом, Антон подстерег Кнуда Эрика, возвращающегося домой из школы. Кнуд Эрик был прекрасно осведомлен о его репутации и инстинктивно втянул голову в плечи. Драчуном он не был и потому не знал, что слишком явное нерасположение к участию в столь нежелательной драке как раз может ее спровоцировать.

— Это я капитана Мэдсена нашел, — произнес Антон.

Кнуд Эрик еще больше сжался. Внезапно ему захотелось, чтобы тот, другой, просто избил его.

— Я просто хотел тебе сказать, что считаю его страшным молодчиной, — продолжил старший мальчик. — Умереть в сапогах! Стоя! Я тоже хотел бы так умереть.

Кнуд Эрик не знал, что сказать, но напряжение ушло.

— Ты же его знал. Он был тебе вроде дедушки, да?

Непохоже было, что Антон его дразнит.

— Да, — ответил Кнуд Эрик все еще неуверенным голосом. — А как он выглядел? — спросил он Антона немного погодя.

Ему хотелось знать, страдал ли Альберт в свои последние часы. Что выражало его лицо? Но наверное, о таком только девчонки спрашивают.

— Борода у него была покрыта инеем, и волосы, и вообще вся голова. Жутко красиво, — ответил Антон.

Кнуд Эрик собрался с мужеством:

— А как он вообще выглядел?

— Что ты имеешь в виду? Ну как-то так, обычно наверное. Он же умер.

Какое-то время они молча шли рядом. Над их головами собрались тучи, небо потемнело. Они прошли Маркгаде, пересекли площадь. Вот Кнуд Эрик уже у дома, и Антон, может, никогда больше к нему не обратится. Кнуду Эрику хотелось заручиться дружбой старшего мальчика, взгляд его стал отрешенным, он судорожно рылся в памяти: хотелось выдать что-нибудь интересное.

И тут его озарило.

— Ты когда-нибудь видел голову мумии? — спросил он.

В жизни Кнуда Эрика больше не было взрослого мужчины. Но теперь у него появился Антон, который имел свое собственное представление о жизни, сложившееся из бесчисленных стычек со взрослыми. Он изучил их мир, но так, как шпион повстанческой армии изучает лагерь врага: чтобы было проще его захватить.

Однажды после школы он пришел на Принсегаде к Кнуду Эрику. В своих собственных глазах во время визита он выступал в роли наблюдателя. Пришел, чтобы получше изучить противника.

Ему открыла девушка, которая прислуживала в доме. На ней был накрахмаленный передник, волосы собраны. Антон оглядел ее с видом знатока, как будто размышляя, не пригласить ли вечером погулять. Она же посмотрела ему на ноги и строгим голосом предложила снять башмаки, прежде чем войти в гостиную.

С Кларой Фрис парень вел себя образцово. Вежливо отвечал на вопросы о матери, отце, оценках в школе. Не упоминая, что каждый месяц самостоятельно подписывает дневник, о существовании которого мать и не догадывалась. Кларе понравился образцовый ученик, с которым сдружился ее сын, этот мальчик определенно сможет подать ему хороший пример. Единственное, что ей не нравилось в Антоне, — это его беспокойный взгляд, блуждающий по комнате, словно он запоминал все, что здесь находилось. Ноги его ходуном ходили под столом. Ему невероятно тяжело было вести себя спокойно, как того требовал этикет при общении с матерями.

Клара спросила о его планах на будущее. Может, и странный вопрос для мальчишки, которому всего одиннадцать лет, но через два-три года ему предстоит пройти конфирмацию и покинуть школу, так что, скорее всего, у него должны иметься какие-то соображения по этому поводу.

— Уйду в море, — сухо констатировал Антон голосом, не выражавшим ни восторга, ни недовольства, максимум — удивление, что кто-то вообще может об этом спрашивать.

— Кнуд Эрик не будет моряком, — сказал Клара.

У нее имелись свои причины, чтобы сказать это. Она хотела выделить сына среди товарищей. Они должны знать, кто среди них находится. Мальчик, которому уготована иная, чем у них, судьба.

Антон быстро перевел глаза с матери на сына. Он как будто снова прикидывал, что за мебель стоит в гостиной. Клара Фрис обратила внимание на его взгляд. Но не знала, что думать. Однако в ней осталось какое-то беспокойство.

— Она строгая, — сказал Антон Кнуду Эрику при следующей встрече.

Он говорил ну прямо как тренер по боксу, оценивающий противника. Увидев на лице Кнуда Эрика беззащитное выражение, Антон положил руку ему на плечо.

— Да все они строгие, — сказал он в утешение. — Она хочет засунуть тебя в какую-нибудь брокерскую контору. Будешь сидеть весь день в воротничке, надутый. Вот радость-то.

— Вот радость-то.

Кнуд Эрик выговорил эти слова с сомнением. Опробовал одно из выражений Антона.

— Есть верный способ этого избежать, — продолжил Антон. — Надо всего только плохо учиться в школе.

Плохо учиться в школе гораздо труднее, чем принято думать. Как же соблазнительно поднять палец, когда знаешь ответ! Дома-то Кнуд Эрик делал все уроки. Делал, повинуясь инстинкту. Он хотел быть хорошим мальчиком.