Это уж точно. Это его организация, его город и его страна. Здесь он принимает все важные решения, он отдает приказы. А не какая-нибудь долбаная амеба, подхалим, который даже не знает, в какой руке держать член.

Но почему она не отвечает, долбаная дура? Почему она заставляет его ждать, когда до этого потратила полдня, пытаясь дозвониться до него? Странно было то, что сигналы просто продолжали идти в трубке. Ни автоответчика, ни сообщения об ошибке. Ничего, кроме одних гребаных гудков.

По крайней мере, от полицейского участка до Тиволи было не более четырехсот-пятисот метров, так что уже через несколько минут он был на улице Титгенсгаде, где царил полный хаос из машин, велосипедистов и пешеходов, которые не знали, куда им деться. Не говоря уже о всех долбаных журналистах и любопытных, преградивших ему путь.

— Эй, ты! — крикнул кто-то позади него как раз в тот момент, когда ему удалось пробраться сквозь толпу и добраться до оцепления. — Повернись. Посторонним лицам сюда доступ запрещен.

Слейзнер повернулся к полицейскому в форме позади него.

— Тогда я могу тебе сказать, что я не просто посторонний, а начальник полицейского управления Копенгагена. — Он улыбнулся, хотя был в ярости.

Полицейский сглотнул.

— Да? У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие это?

— Документы? Кем, черт возьми, ты себя возомнил? — выпалил Слейзнер. — Я Ким, твою мать, Слейзнер, а ты гребаный придурок, который собирается нассать в штаны.

— Алло, это Астрид Тувессон из криминального отдела полиции Хельсингборга, — внезапно послышалось в трубке.

— Ты знаешь, что я думаю о людях, которые делают вид, что не знают, кто им звонит, даже если видят это на экране телефона? — спросил Слейзнер, поднял удостоверение прямо к носу полицейского и продолжил путь.

— Вы должны извинить меня, но я вижу только то, что это датский номер, — ответила Тувессон. — Но теперь, когда я слышу твой голос, в этом больше нет никаких сомнений. Привет, Ким.

Черт возьми, у него же не его телефон, а трубка Хейнесенса.

— Ты пыталась со мной связаться.

— Да, это так. Мы тщетно пытались связаться с тобой почти весь день, чтобы обговорить сотрудничество. Но, учитывая то, что сейчас происходит, кажется, теперь немного поздно это обсуждать.

— Какого черта ты несешь? Сотрудничать, поздно обсуждать? — сказал он и показал удостоверение другому полицейскому, чтобы избежать еще одной сцены, пока входил через единственный открытый вход в Тиволи. — И вы называете это сотрудничеством? Вторгаться на нашу территорию и палить из пистолета?

— А что ему было делать? Положение было отчаянным.

Он отнял мобильный от уха, закрыл рукой микрофон и повернулся к полицейскому:

— Отведите меня к тому, кто у вас тут главный, и как можно скорее.

Полицейский кивнул и показал Слейзнеру дорогу.

— Извини, на чем мы остановились?

— Я сказала, что речь идет о спасении жизней. А никак не о вторжении на чью-либо территорию!

— А теперь успокойся и послушай меня, мисс Тувессон. Это не у меня тут бегает маньяк по Тиволи. Это у тебя. Нет, не так: здесь даже два вооруженных маньяка, и оба они шведы. А вы полностью потеряли контроль над ситуацией. Но, к счастью, на данный момент я полностью контролирую свою организацию, которая целенаправленно работает над тем, чтобы вывести людей наружу и задержать преступника. Это все, что я хотел сказать. Что здесь, в Дании, мы все контролируем потому, что придерживаемся правил.

— И что это значит по отношению к Фабиану Риску?

— Это не меня надо об этом спрашивать. Все зависит только от него.

Шестерка.

Первой его мыслью было, что ему показалось. Но кости действительно выдали шестерку. Они решили, что он будет продолжать дышать, и прямо перед ним Милвох без каких-либо протестов уже отложил винтовку и начал отцеплять все свои поясные сумки.

И тем не менее он до конца не осмеливался поверить в случившееся. Казалось, он не оправится от своей убежденности в том, что для него все действительно закончилось и что его жизнь подошла к той точке, откуда пути дальше просто нет. Но он ошибался. Ему улыбнулась удача.

И вот он, прихрамывая, выходит из отеля и спускается по лестнице, опираясь на один костыль. Второй он перекинул через плечо в качестве вешалки для всех сумок и оружия.

Рядом с ним идет Понтус Милвох со связанными за спиной руками. Как они и договаривались, он согласился на арест, как только кости сделали выбор: выпала шестерка.

Все кончено. Все действительно кончено.

Завершена вся та работа, которую он и другие сотрудники отдела проделали за последний месяц. Все потраченные часы. Все теории и гипотезы. Все ошибочные предположения. Все те минуты, когда они думали, что нашли решение, но на самом деле были на совершенно неправильном пути. Все это вкупе составляло значительную часть объяснения того, почему Милвох теперь наконец был арестован.

Но если говорить правду, то именно Его Величество Случай сыграл во всем этом самую большую и важную роль. Именно его они должны были благодарить. Если бы не он, то они бы никогда не…

— Руки над головой, вниз на живот! — закричал кто-то в мегафон.

Фабиан обернулся и увидел вооруженных людей в пуленепробиваемых бронежилетах, шлемах и с автоматами, они двигались им навстречу с разных сторон.

— Все уже кончено! — крикнул он в ответ. — Он сдался и согласился быть арестованным, так что вы можете просто подойти и забрать его.

— Я сказал, руки вверх, ложитесь на пол! — закричал сотрудник датской полиции Ян Хеск, стоявший поодаль с мегафоном в руке.

— Он не может! У него руки связаны! — крикнул Фабиан и повернулся к Милвоху, который стоял и переводил взгляд с одной оперативной группы на другую. — Понтус. Лучше сделать, как они говорят, и лечь.

— Лицом на землю!

— Успокойтесь! Он сейчас! Просто делай, как они говорят, чтобы больше никто не пострадал.

— Хорошо, — наконец проговорил Милвох, после чего опустился на колени и лег на живот.

— Молодец, — сказал Фабиан, вдруг услышав где-то за спиной громкий звук.

Он был похож на выстрел из пистолета, глухой, но чуть более мощный, чем новогодний фейерверк. Но ведь выстрелом из пистолета он быть не мог, так как у спецназовцев были автоматы, а Хеск держал в руках только мегафон. Фабиан ничего не мог понять и чувствовал себя все более сбитым с толку, и в конце концов эта растерянность стала физической, она привела к тому, что ему было все труднее сохранять равновесие.

А потом он увидел, как кровь растекается по джинсам, и понял, что в него попали, что он действительно слышал выстрел из пистолета. Падая, он успел обернуться и мельком увидеть Кима Слейзнера, который шел к нему с пистолетом в руке. Наконец голова Фабиана ударилась о землю, и все почернело.