Они рассмеялись. Андреа Дамасс подавила вздох. Еще недавно она была гвоздем сегодняшнего вечера, а теперь на нее не обращали внимания, лишь Жослин слишком часто поглядывал в ее сторону.

«Бог мой, что я наделала? — подумала она. — Нужен ли мне этот брак? Я не единственная незамужняя женщина даже здесь. Подруге мадам Шарден, Бадетте, скоро уже сорок пять, и, по ее признанию, она не захотела выходить замуж. Индианка, которую они называют Мадлен, отказывается связывать свою жизнь с мужчиной и даже хотела уйти в монастырь. Мирей мне рассказала об этом. Господи! Как было неловко сидеть за столом рядом с Жозефом, словно мы семейная пара! Хотя мадам Шарден открыла бутылку французского вина в нашу честь. И радость Мари доставляет удовольствие. Моя падчерица… Я бы хотела, чтобы она называла меня мамой. Это звучит так нежно, красиво: “Мама…”».

Шарлотта поднялась из-за стола первой. Она звонко чмокнула Мирей в напудренную щеку.

— Спасибо за пирог, пойду проведаю детей. Что-то они расшумелись. А ведь с ними Мадлен.

— Беги, красавица. Я не могу везде поспеть.

Девушка взбежала по лестнице. Наверху она столкнулась с Луи, за которым гнался Мукки. Оба мальчика держали в зубах по деревянной линейке, что мешало им кричать.

— Вы с ума сошли! — возмутилась она.

— Мы играем в пиратов, — объяснил Мукки. — Они нападают на корабли, держа в зубах нож, вот так. Я прочел книжку про пиратов. У тебя в «маленьком раю» коридор не такой длинный, там мы не могли бегать.

— Ладно, развлекайтесь, — сказала она, толкая дверь детской.

Здесь атмосфера была намного спокойнее. Мадлен вышивала очередную салфетку, Лоранс рисовала, а Нутта вязала с сосредоточенным видом. Сидя на своей кровати, Акали читала.

— Добрый вечер! Какие вы молчаливые! А где Киона?

— В комнате Эрмины, она устала, — откликнулась Лоранс. — Не стоит ее беспокоить.

— Мне все равно нужно с ней поговорить, — ответила Шарлотта.

Она обнаружила девочку стоящей на коленях и читающей молитву, скрестив руки и закрыв глаза. Ее пальчики сжимали крест. Вначале опешив, Шарлотта тихо позвала ее. Киона повернула голову и бросила на нее сердитый взгляд.

— Что тебе нужно? Я молилась Иисусу!

— И поэтому ты так неучтива и груба! Насколько я помню, Иисус проповедовал милосердие, доброту, мягкость… Киона, мне нужно тебе кое-что сказать, и это не может ждать. Иди сюда!

Она взяла девочку за плечо и нагнулась к ней.

— Прошу тебя, выслушай меня внимательно. Этой ночью я приведу Людвига к себе, в «маленький рай». С каждым днем становится все холоднее, он не может оставаться в развалинах мельницы. Я надеюсь, что ты не выдашь его, Киона, ведь ты первой позаботилась о нем. Возможно, мне понадобится твоя помощь. Не так-то просто всех обманывать. Я могла бы солгать тебе, сказать, что он ушел, но ты заслуживаешь знать правду. Я все предусмотрела. Когда ко мне будут приходить гости, он будет прятаться на чердаке. Я обустрою для него удобное место, где он сможет лежать и ждать, пока я освобожусь. Чтобы отвести подозрения, сюда я буду приходить часто. Скажи, ты не видела ничего неприятного про Людвига? Ему не грозит опасность? С ним не случится несчастья?

Киона смотрела на Шарлотту своими янтарными глазами, и никогда еще они не были так похожи на волчьи. Девушка невольно вздрогнула.

— Спасибо, что доверяешь мне, — ответила девочка тоном, в котором не было ничего детского. — У меня больше нет видений, Шарлотта, то есть они стали совсем редкими. Ты правильно поступаешь, иначе он действительно мог бы умереть от холода.

— Почему ты молилась здесь одна, в этой комнате?

— Можно молиться где угодно. Но я хочу извиниться: я не должна была разговаривать с тобой таким тоном. Это не всегда моя вина. Я становлюсь злой, когда мне очень сильно не хватает моей мамы или когда вспоминаю о пансионе.

Растроганная, Шарлотта опустилась в кресло и усадила девочку к себе на колени.

— Бедная моя, — ласково сказала она. — Мы все время забываем, сколько страданий выпало на твою долю всего три месяца назад. Я была почти в твоем возрасте, когда умерла моя мама. Ее звали Аглаэ, и я ее очень любила. Почти целый год она не вставала с постели, ее ноги распухли. Но я была почти слепой и не могла помогать ей по хозяйству. Я до сих пор помню, какое горе испытала, когда Онезим сказал мне, что наша мамочка отправилась на Небеса. Чтобы не сильно меня шокировать, он подбирал слова, бедняга. Затем меня приютила Бетти Маруа, и обо мне заботилась Эрмина. Но это не помешало моему отцу, который слишком много пил, причинить мне зло.

— Он тебя бил? — спросила Киона.

— Нет, хуже! Он хотел вести себя со мной так, словно я была его женой, понимаешь? Как эти братья из пансиона, которых следует бросить в тюрьму! Но Эрмина спасла меня в последний момент… Мой отец трогал меня там, где нельзя, целовал в губы…

— Правда? — пробормотала девочка. — Твой отец?!

Шарлотта кивнула, прижав к себе Киону. Ее сердце наполнилось огромным состраданием к этой необычной девочке, приводящей в замешательство, порой даже вызывающей беспокойство. Но по сути, это был всего лишь ребенок, к которому жизнь была сурова, в частности, из-за этого мучающего ее дара.

— Нужно помнить о тех, кто оставил нас, но кого мы всегда будем любить, и попытаться вычеркнуть из памяти плохие воспоминания, прогнать их, как назойливых мух летом. Обещаешь мне попробовать?

— Да, я часто это делаю, — вздохнула Киона. — А когда мне страшно, я изо всех сил молюсь Иисусу.

— Почему тебе страшно? Теперь ты в безопасности. У тебя есть папа, который тебя обожает, и вся семья готова встать на твою защиту.

— Я боюсь невидимых существ, Шарлотта! Они приходят ночью, когда я сплю. Мина говорит, что мне снятся кошмары, но я знаю, что люди по всей земле страдают. Они тоже боятся, голодают и мучаются от холода. Многие из них умирают, и их души летают над землей. В такие моменты я умоляю Иисуса помочь мне быть нормальной девочкой, как Нутта и Лоранс или как Акали и Мари Маруа. Если бы у меня были мои амулеты, я бы ничего этого не видела.

Вконец растерявшись, Шарлотта смогла лишь поцеловать Киону в лоб.

— Мне очень жаль, моя девочка. Если я скажу тебе один секрет, тебя это хоть немного утешит? Мы с Людвигом любим друг друга! На Рождество он подарил мне птицу, которую сам вырезал из дерева. Он такой милый… и я считаю его очень красивым.

— Я так и думала, — прошептала девочка, заметно повеселев.

— Расскажи мне, как ты узнала, что он прячется в Валь-Жальбере?

— Как-то вечером, когда я выехала на прогулку с Базилем, мы направились к водопаду. Я так люблю наш Уиатшуан! Возвращаясь, я свернула на улицу Сент-Анн и издали заметила, как кто-то упал в снег за изгородью. Мне бы следовало уйти, но я не смогла. Я почувствовала, что этот человек очень напуган. Я пустила пони галопом и остановилась рядом с ним. У него был потерянный и очень грустный вид. Я улыбнулась ему. А потом мы поговорили. Я поклялась ему хранить тайну и пообещала помогать, приносить еду. Бедняга вначале все твердил: «Нет, нет, не говорить родителям!»