Джорон услышал крики с других кораблей: «Кейшан на горизонте!», веселым эхом разнесшиеся над морем, но очень скоро голоса смешались с шумом воды и, казалось, будто океан шепчет: «Вставай, вставай, вставай…»

Диковинное существо откинуло голову назад и взревело, хотя сначала Джорон этого не понял. Кейшан широко открыл рот, и Джорон почувствовал, как его охватывает возбуждение, от макушки до кончиков пальцев на ногах – той, что у него осталась, и той, что он утратил. И лишь через мгновение возник звук, даже на таком расстоянии подобный стене из сотен тысяч криков, высоких и низких, так что задрожала вода и корабли.

В ответ с кораблей раздались приветственные крики. Затем Джорон услышал похожий зов у себя за спиной, обернулся и увидел, что ветрогон и Безорра отвечают кейшану, подняв крылья под своими одеяниями. Оба вытянули головы, широко раскрыли клювы так, что шея стала заметно больше, и он смог увидеть ярко-красную кожу между перьями.

Но среди радостного шума возникло нечто неожиданное, и Джорон внезапно ощутил холод. Ведь если этот кейшан не тот, что родился из Скалы Маклина, значит, еще один остров разрушен? Жил ли на нем кто-то? Быть может, сотни людей оказались в море среди рассыпавшихся скал и развалин зданий? Или даже тысячи?

Ветровидящий, огонь и кровь.

– Верни нас на прежний курс, Куглин, – сказал Джорон, и ему не удалось скрыть охватившую его тревогу.

– Один приходит, – сказал Безорра. – Еще один. Сестра придет.

Неужели это сделал он? Он начал довольно давно, когда запел и призвал червя. Быть может, разбудив червя острова, он отправил сигнал по всем островам, и теперь они будут разрушены?

– Нет вставать, Джорон Твайнер, – спокойно сказал ветрогон, подходя к нему. – Нет вставать. Приходят, когда зовут. Когда нужно. Нет уничтожать. Нет убивать, – прошептал он. – Не хотеть.

– Нет, – повторил Джорон. – Не хотеть.

Ветрогон снова издал зов, корабль повернул, его крылья поймали более сильный ветер, и он встал на прежний курс, а аракесиан снова скрылся за горизонтом. Корабль танцевал на волнах, и Джорону казалось, что он движется так же быстро и гладко, как несутся по небу облака, в то время как у него внутри бушевала буря. Настроение на корабле оставалось веселым после пения, но у Джорона оно изменилось, ведь он единственный встревожился из-за того, что кейшан от них уплыл.

– Фарис, корма за тобой, – сказал он, а сам отправился на поиски Аноппа, бывшего прежде матерью палубы «Зуба кейшана».

Тот теперь обитал на нижней палубе, где пытался найти место, где мог спокойно полежать, пока заживает его спина, под наблюдением Гаррийи, в каюте смотрящего палубы. Когда Джорон подошел к каюте, дверь распахнулась, и появилась одетая в тряпье старая женщина.

– Зовущий, – сказала Гаррийя шепотом – что изрядно удивило Джорона, обычно она редко понижала голос, – ты хочешь поговорить с моим больным?

– Да, – ответил он.

– Ну это хорошо, – кивнула она. – Сейчас он может мыслить здраво.

– Здраво мыслить? – удивился Джорон. – Я думал, он уже исцелился.

Она посмотрела на него своими пронзительными глазами из-под шапки грязных волос, напомнив Миас.

– Говори не так громко, – сказала она. – Главная часть исцеления состоит в том, что ты сам в него веришь.

– Я считал, что он поправился и встал на ноги, – сказал Джорон.

– Да, – не стала спорить она. – Так и было, но я посмотрю, как ты будешь себя чувствовать, если лишишься кожи на спине. Я перегоняла грязь из одной раны в другую, но всякий раз оказывалось, что где-то что-то течет. Я зашивала его, потом мне приходилось вскрывать рану. – Она пожала плечами. – Я проигрываю эту гонку.

– А он знает?

Она снова пожала плечами.

– Я ему не говорила, но в сердце, внутри, каким-то образом он чувствует, что Старуха уже близко. Будь с ним мягок, Зовущий.

– Я буду, – обещал Джорон.

– Хорошо, – сказала она. – А теперь мне нужно поесть. В лодках всегда мало еды.

– Кораблях, – тихо ответил Джорон, – их называют корабли.

Однако Гаррийя его уже не слышала.

В каюте смотрящего палубы стоял кислый запах болезни, но Анопп сидел, завернувшись в простыню, пропитанную соленой водой. Тусклосветы горели рядом с маленькой жаровней, из-за чего в каюте было жарко после палубы, продуваемой свежим ветром.

– Теперь ты супруг корабля, – слабым голосом сказал Анопп.

– Ненадолго, – заверил его Джорон.

– Однако ты нашел для меня время, – продолжал Анопп. – Только вот мне больше нечего тебе сказать. Курсер получил от меня всю информацию и известные мне коды.

– Я здесь по другой причине, – сказал Джорон.

– Тогда что привело тебя ко мне?

Анопп посмотрел на него, и в его глазах Джорон прочитал знакомую боль. Общий опыт перенесенной боли, которую большинство и представить не могли.

– Только чтобы сказать, что ты к нам не привязан. Мы никому не откроем, откуда получили информацию. Если ты захочешь, мы оставим тебя в Слейтхъюме, когда покинем его, я могу это устроить.

Анопп тихо рассмеялся.

– Вернуться? К тем, кто приказал меня высечь? Я уже убедился, что на ваших кораблях все устроено лучше. Я никогда не знал более счастливого места.

– В таком случае ты можешь остаться, – сказал Джорон.

– Полагаю, мы оба знаем: я остаюсь, – тихо сказал Анопп, – захочу я того или нет.

Джорон почувствовал тень Старухи, что нависла над ними, и ему вдруг стало холодно, несмотря на жаровню.

Убийства начались рано утром. Ножи поднимались и опускались, лилась кровь, тела падали на палубу, но все равно оставалось еще многое сделать. Всех кивелли из флота Миас собрали, посадили в клетки и принесли на борт «Зуба кейшана» для казни во имя плана Миас. И хотя многие ворчали из-за неизбежной нехватки яиц, убийство кивелли воспринималось, прежде всего, как игра. Маленькие птицы бегали по палубе, вопили, паниковали, а смеявшиеся дети палубы за ними гонялись. Несколько птиц упали за борт, чтобы стать добычей голодных клювозмеев. Несмотря на крики Джорона, игры продолжались до тех пор, пока он не пригрозил команде веревкой, после чего все успокоились, и убийство маленьких напуганных птиц превратилось в работу.

Вытащить птицу из клетки.

Отрубить голову.

Держать дергавшееся тело над бочкой, чтобы собрать кровь.

Специальная команда ощипывает белые перья и разбрасывает их по палубе, как снег.

Разрезать тушки и выпотрошить.

Сложить в бочки и засолить.

Периодически появлялся ветрогон, хватал одну из тушек кивелли и проглатывал, а дети палубы его гоняли, что также превратилось в веселую игру, пока Джорон не провел суровую беседу с ветрогоном. И хотя тот пожаловался, что его заставляют прекратить трапезу, он довольно быстро угомонился и отправился спать в свою каюту. Джорон решил, что ветрогон слишком много съел и ему стало плохо, потому что обычно он не любил, когда ему говорили слово «нет».