Шаров не мог его понять:

– Тебе деньги нужны? Я тебе лучше взаймы дам.

– А отдавать когда? И с чего? Нет, ты все-таки лучше оформи... – Тут Хали-Гали замолчал, взялся за грудь и сел.

– Ты чего? – забеспокоился Шаров. – Семен Миронович? Опять плохо?

– Нормально.

– Ты сиди, не вставай, я сейчас Вадика позову.

– Не надо. Ну? Оформишь, что ли?

– Да без проблем! Ты отдохни, посиди.

– Некогда отдыхать.

12

Некогда было отдыхать старику: надо к омуту сходить, посмотреть, как там и что.

Суриков, увидев его, обрадовался:

– Ожил? А сом все сидит, зараза! Взрывали – не выплыл!

– Может, оглоушило его насмерть? – предположил Хали-Гали.

– Он тогда всплыть должен! – сказал Мурзин. Хали-Гали не согласился:

– Умный какой. Он же на самой глуби, а там лед, межу прочим. То есть он холодный, сом-то, он там весь застыл. А все холодное – оно к низу тянется, а теплое наоборот. Ну, как в бане. На полке – жара, внизу ветерок. Вот он на льде и лежит теперь.

Мурзин его идею принял наполовину:

– Мощно рассуждаешь, старик! Но льда там нету!

Хали-Гали, постояв немного, сказал Сурикову:

– Василий, ты поработать не хочешь? Я заплачу.

– Вот сома поймаем – пожалуйста!

– А сейчас не можешь?

– Нет, извини. Такое дело, сам понимаешь!

– Да всего работы часа на два.

– Нет, дед, потом! Ты, Саш, покороче делай!

Он имел в виду шнур, который прицепил Мурзин к пакету со взрывчаткой.

Хали-Гали ушел, а Мурзин, поджигая шнур, сказал:

– Ладно. Сейчас прогорит – и брошу. Налей пока. Суриков налил ему и себе, они подняли стаканы.

– Да! – сказал Мурзин. – Проблема будет одна: где такую сковородку найти, чтобы его зажарить?

– Жарить его плохо. Его надо слегка проварить, а потом с луком, с морковью, с чесночком! – Суриков торопливо выпил, чтобы нейтрализовать набежавшую слюну.

– Точно! – сказал Мурзин и тоже выпил. Но от каждых очередных ста граммов, как известно, мысли русского человека начинают течь в новом направлении. Иногда – в противоположном. И Мурзин, выпив, спросил Сурикова:

– Постой. Так мы его что – сожрать хотим?

– Ты сам только что сказал.

– Я? Нет! Я что имел в виду? Я имел в виду: сделать чучело и сдать в музей. И пусть табличку повесят: выловлен возле Анисовки тогда-то, авторы – Александр Мурзин и Василий Суриков. То есть мы.

– А если его в клочки разорвет? – спросил Суриков.

– Проблема, – задумался Мурзин. И опять выпил. И опять его мысль повернула в другую сторону. – Слушай, а зачем мы вообще это делаем? Вот ты. Ты живешь, так?

– Так, – кивнул Суриков.

– Живешь, как хочешь, так?

– Ну, не совсем, как хочу...

– Нет, но по-своему!

– Ясно, что не по-чужому! – сказал Суриков, крутя головой и пытаясь понять, откуда наносит дымом.

– О том и речь! – воскликнул Мурзин. – А представь: кто-то сверху сидит, ножки свесил, держит взрывчатку и говорит: тебе не жить, Вася! С какой стати он за тебя решает? С какой стати мы решаем за сома? Выпустить – и пусть живет, как ему нравится!

Суриков, широко открыв глаза, долго смотрел на Мурзина. И сказал:

– Саша...

– Ну?

– Я давно хотел тебе сказать...

– Ну?

– Ты – человек! – с уважением сказал Суриков и ткнул пальцем.

В глазах его было выражение восторга, доходящее до ужаса. Так его понял Мурзин, и застеснялся, и начал разливать, чтобы снять лишний пафос.

Но Суриков не его имел в виду. Он тыкал пальцем в пакет, где была взрывчатка, и хотел сказать, что шнур уже догорает, но от страха онемел. Поэтому он просто толкнул Мурзина в плечо и указал дрожащей рукой. Тот повернул голову, тоже ужаснулся и прыгнул в сторону, в яму, крикнув: «Ложись!»

Однако не все успели отреагировать и залечь, и была бы беда, но Кравцов, спускавшийся к омуту, увидел и сразу понял масштаб опасности. Одним прыжком он достиг взрывчатки, схватил ее и бросил в омут. Раздался сильный взрыв, вода поднялась и опала, волны побежали кругом, плещась о берег.

Кравцов поднялся, намереваясь сказать Мурзину и Сурикову, что он о них думает, но тут Куропатов, бесстрашно нырнувший в омут сразу после взрыва, выскочил из воды и закричал:

– Есть! Я его нащупал! Сома!

13

Нащупал Куропатов сома или не нащупал, мы узнаем чуть позже, а пока посмотрим, что там делает Хали-Гали.

Хали-Гали, получив от Андрея Ильича авансом деньги за дом, купил ботинки и костюм, пришел домой, сложил все бережно и взялся мастерить себе гроб, благо доски в сарае были.

Работу плотника он знал хорошо и сладил короб за какие-то два часа, осталось только крышку сделать. Но для начала Хали-Гали забрался в гроб, чтобы проверить, впору ли. Лег, поерзал, сложил руки. Ничего, годится.

Было уютно, пахло струганным деревом, над головой плыло тихое голубое небо с небольшими белыми облачками. Хали-Гали разморило после работы, он задремал.

А через некоторое время по Анисовке промчался на мотоцикле Геша с криком:

– Хали-Гали помер! Хали-Гали помер!

Этот крик услышали в саду своего дома Людмила и Виталий Ступины. У них в последнее время завелась привычка: Людмила, лежа на раскладушке, читает хорошую книгу, а Виталий, качаясь в гамаке, слушает.

– «Село Уклеево, – читала Людмила страшного писателя Чехова, – лежало в овраге, так что с шоссе и со станции железной дороги были видны только колокольни...»

В это время и промчался мимо их дома Геша.

– Неужели правда? Жалко старика, – сказала Людмила.

– Посмотреть пойти? – предложил Виталий.

– Боязно как-то. Потом, ладно?

– Ну, потом.

А люди сбегались к дому Хали-Гали. И вот стоят. Старик лежит в гробу. Глаза закрыты. Кто-то всхлипнул. Вадик протолкался, подошел, взял руку, чтобы пощупать пульс.

– Чего такое? – очнулся Хали-Гали. Увидел людей и все понял. И смутился. – Я еще не помер. Помираю, конечно, но не сейчас еще... Кто вам сказал-то?

Андрей Ильич обернулся, ища глазами Гешу.

– Ты чего болтаешь, дурачок?

– А чего? – оправдывался Геша. – Я еду, смотрю: гроб стоит, Хали-Гали лежит. Думал – помер!

– Не Хали-Гали, а Семен Миронович, – поправил Андрей Ильич. – Семен Миронович, может, в больницу тебя?