— А в голову им не попадали?

— Попадали, — ответил «Black Box», — правда, только в лобную кость и калибром 5,56. Результат — ссадина и рикошет. Но, в принципе, калибром 7,62 и выше возможно смертельное поражение. Височная кость, глаз — даже меньшими. Но они надели шлемы с забралами, захватив их на базе «тигров». После этого простое стрелковое оружие им практически не вредило. Теоретически на большом расстоянии такие шлемы поражаются только калибрами 12,7 и выше. С близкого расстояния можно пробить стекло пулями 11,43, 9 и даже 7,62 , но они на этом расстоянии поражали любого, кто пытался навести на них оружие.

— Зачем тебе понадобилось превращать их в «длинных-черных», это ведь уже не люди, верно?

— Верно. Это мои периферийные устройства. Я решил переделать их, потому что вы уже сделали большую часть работы. Но мне удобнее иметь дело с привычными образцами.

— Сделай милость, верни их в нормальное человеческое состояние, а? Могу вместе с Сесаром отдать Атвуда.

«Черный ящик» опять захохотал смехом Чуда-юда.

— Нет, это мне не к спеху. Я могу за одного Сесара это сделать. Не пожалеешь?

— Постараюсь. Если ты, конечно, перебросишь меня вместе с ними, президентом, Гребешком и Лузой в «Горное Шале».

— Ну, было бы спрошено. Желание клиента для нас — закон!

И тут же сверкнула вспышка!!!

Надо сказать, что это перемещение в пространстве в кое-каких деталях отличалось от тех, что мне уже доводилось переживать и в снах, и наяву. Например, оно длилось, по-моему, несколько дольше. По крайней мере, я смог открыть глаза никак не раньше, чем через десять секунд. Кроме того, в ушах был какой-то странный звук, не то свист, не то писк. Причем временами казалось, будто он напоминает то ли сигналы азбуки Морзе, то ли невнятную человеческую речь. Такую, которую слышишь из приемника, плохо настроенного на волну. Пока этот самый свист-писк продолжался, глаза открываться не хотели и, наверное, не могли.

Тем не менее они все-таки открылись, и я убедился, что «Black Box» меня не подвел. Во всяком случае, он точно выполнил все мои просьбы.

Мы находились точка в точку там, где я очутился после того, как трусливо удрал с шоссе, оставив Ваню и Валета разбираться с «тиграми». То есть в пустынном холле «Горного Шале», где на сей раз даже Пепиты не было. Смотреть и ужасаться на наше появление из пустоты никому не довелось. Но я об этом и не жалел особенно.

Все были в сборе. То есть здесь же, в холле, кроме меня, находились: Гребешок, Луза, Валет, Ваня и дон Фелипе Морено. Все они к тому моменту, когда я открыл глаза, сидели в креслах, стоящих вдоль стен холла, и пока еще не пришли в сознание. Я подумал, что процесс переноса затянулся на десять секунд, потому что «черному ящику» пришлось затратить какое-то время на поиск и изъятие с моего носителя (то есть с мозга) памяти Сесара Мендеса. Ее отсутствия в голове я почти не ощущал. Кроме того, наверно, потребовалось время на приведение в человеческий вид Валета и Вани. Они были одеты в тот же самый камуфляж, который был на них во время боя в джунглях у вентиляционной шахты. Необходимо было также какое-то время на то, чтоб отыскать Гребешка и Лузу, которые, как известно, по моему приказу выпрыгнули в окно и убежали — я лично не знал, в каком направлении. Президента Морено особо искать не требовалось, к моменту переноса он находился в двух шагах от «черного ящика». Все трое последних были одеты в ту же самую одежду, в какой я их запомнил по президентскому дворцу, с тем же оружием и снаряжением, даже с теми же дырами, которые были приобретены по ходу той возни, которая там происходила.

Я уже окончательно освоился, а остальные что-то не приходили в себя. Мне даже на пару секунд показалось, будто «Black Box» вернул мне не совсем то, что надо… Например, трупы. С него ведь, строго говоря, не спросишь и на бабки не поставишь. Начнешь вякать, а он скажет: «Ты, сука, радоваться в натуре должен, что тебя самого с душой оставили! Понял?!»

Но эти леденящие душу сомнения длились недолго. Первым пошевелился в кресле сеньор Морено. Он открыл глаза и тут же закрыл, помотал головой из стороны в сторону и пробормотал:

— Боже мой, где я? — Хорошо еще, что он не узнал ни Ваню, ни Валета, потому что они, мирно сидючи в креслах, совершенно не походили на тех жутких «терминаторов», которые едва не разгромили все хайдийское войско.

Валет очнулся следующим и тут же толкнул в бок Ваню:

— Э, Вань, смотри!

— Да-а… — протянул тот, ошарашенно озираясь. — Ничего не понимаю…

Шумно чихнув, очухался Луза, сидевший между Валетом и Гребешком. Он сразу узнал своего юного товарища по «Белой куропатке» и испуганно отшатнулся. А когда такая махина отшатывается, то даже далеко не маленькие люди с атлетической фигурой, к каким относился Гребешок, рискуют слететь с кресла. Гребешок не слетел, но сурово выматерился.

— Ну ты, слонопотам! — проворчал он. — Аккуратнее!

— Миш, — совсем по-человечески спросил Валет. — Где мы, а?

— По-моему, в «Горном Шале»… — похлопал глазами Гребешок. — Ты лучше у Барина спроси, он знает…

— У этого, что ли? — Валет прикинул, что на Барина в этом доме больше всего похож сеньор Морено.

— Шале — это ж в Швейцарии, — со знанием дела сказал Ваня, — меня отец года два назад туда возил.

— Во болтун, — пробухтел Луза. — В Швейцарии он, с понтом дела, был! Вы с Валеркой к нам в «Куропатку» попали зимой 1996-го, так?

— Так… — согласился Ваня, недоуменно поморгав.

— Вы к этому времени уже по году отслужили, верно?

— Знаешь же, — нахмурился Валет, — чего спрашиваешь?

— Потому что у тебя друг фигово соображает. Сейчас 1997-й, стало быть, он два года назад уже в армии был, а не по загранкам катался.

— Девяносто седьмой? — округлил глаза Валет и переглянулся со своим друганом. У Вани тоже фары выкатились. Он явно считал, что сейчас 1996 год. Потом ему показалось, что «куропаточники» их разыгрывают.

Мне лично было очень жалко и Валерку, и Ваню. Потому что я уже понял: они ничегошеньки не помнят про то, что с ними было!

Со мной такое тоже было в прошлом году, когда я вышел из комы, провалявшись два года на койке в клинике Сан-Николас на Гран-Кальмаро. Впрочем, я довольно быстро все вспомнил. По крайней мере вспомнил все, что делал, пока не попал в больницу. Может быть, чуть-чуть неясностей осталось, но не так, чтобы много. Был, конечно, в моей жизни и такой случай, когда я абсолютно не запомнил то, что делал в пьяном виде. Это относилось к временам первой высадки на Хайди, когда нынешний президент, а тогда всего лишь мэр захолустнейшего и придурковатого города Лос-Панчоса, после совместного распития местного рома в компании со мной и Капитаном начал вести политические дискуссии. Убей меня Бог, если я хоть что-нибудь помню, кроме