— Что ты там делала? — спросил Роберт.

— Помолчи, я тебе сказала! — рявкнула на него жена, вновь беря в руки стакан. — Помолчи, а то нас застукают!

Эми Пратт объявила начало ужина, и приглашенные начали медленно стекаться к столикам. В эту минуту из туалета вышел Гарри — перепуганный, потный — и смешался с толпой гостей.

— Смотри, удирает как заяц, — прошептала Тамара. — Ишь как испугался.

— Но что ты сделала-то? — опять спросил Роберт.

Тамара улыбнулась, незаметно вертя в руке тюбик губной помады, которым только что писала на зеркале в туалете. Она ответила только:

— Скажем так, оставила ему небольшое послание, он его долго будет помнить.

* * *

Сидя в углу зала в «Кларксе», я в изумлении слушал рассказ Роберта Куинна.

— Значит, надпись на зеркале — дело рук вашей жены?

— Да. Гарри Квеберт превратился у нее в навязчивую идею. Она только и говорила, что про этот листок, заявляла, что разделается с Гарри всерьез. Говорила, что скоро все газеты выйдут с заголовками: «Великий писатель — великий извращенец». В итоге она поговорила с шефом Праттом. Недели через две после бала. Все ему рассказала.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

Он ответил не сразу:

— Знаю, потому что… мне Нола сказала.

Вторник, 5 августа 1975 года

Роберт вернулся с перчаточной фабрики в шесть часов вечера. Как обычно, поставил свой старенький «крайслер» на аллее, а потом, выключив мотор, поправил шляпу перед зеркальцем заднего вида и изобразил взгляд, как у актера Роберта Стэка по телевизору, когда его герой, Элиот Несс, собирается задать хорошую взбучку членам воровской шайки. Он часто медлил перед тем, как выйти из машины: возвращение домой его уже давно не вдохновляло. Иногда он делал крюк, чтобы оттянуть этот момент; иногда останавливался у торговца мороженым. Когда он наконец выбрался из кабины, ему показалось, что из-за кустов его кто-то позвал. Он обернулся, с минуту оглядывался вокруг и наконец заметил Нолу, прятавшуюся в рододендронах.

— Нола? — удивился Роберт. — Здравствуй, малыш, как дела?

Она прошептала:

— Мне надо с вами поговорить, мистер Куинн. Это очень важно.

— Так заходи, приготовлю тебе лимонаду похолоднее, — предложил он, все так же громко и отчетливо.

Она сделала ему знак говорить потише.

— Нет, нам нужно спокойное место. Можно мы сядем в вашу машину и немного проедемся? По дороге в Монберри есть ларек с хот-догами, там нас никто не потревожит.

Роберту эта просьба показалась очень странной, но он согласился. Посадил Нолу в машину, и они направились в Монберри. Проехав несколько миль, они остановились перед дощатым ларьком, где торговали снеками навынос. Роберт взял Ноле картошку фри и газировку, а себе хот-дог и безалкогольное пиво. Они уселись за одним из столиков, расставленных на траве.

— Ну, малыш? — спросил Роберт, поглощая свой хот-дог. — Что такого случилось важного, что ты даже не можешь зайти в дом выпить лимонаду?

— Мне нужна ваша помощь, мистер Куинн. Я знаю, вам это покажется странным, но… Сегодня в «Кларксе» произошла одна вещь, и вы единственный человек, который может мне помочь.

И Нола рассказала о сцене, при которой случайно присутствовала примерно два часа назад. Она зашла к миссис Куинн в «Кларкс» за деньгами — платой за субботние смены, отработанные до попытки самоубийства. Миссис Куинн сама велела ей зайти, когда ей удобно. Было ровно четыре часа дня, в ресторане находились лишь несколько молчаливых посетителей и Дженни, которая убирала посуду и сказала, что мать в своем кабинете, не сочтя нужным уточнить, что та не одна. «Кабинетом» называлось место, где Тамара Куинн держала бухгалтерскую отчетность, хранила в сейфе рецепты блюд дня, бранилась по телефону с опаздывавшими поставщиками или просто закрывалась под каким-нибудь предлогом, чтобы все оставили ее в покое. Это была тесная каморка, на вечно закрытой двери которой висела табличка «Вход воспрещен». Попасть туда можно было по коридору, расположенному за подсобным помещением и ведущему к служебному туалету.

Нола подошла к двери и уже собиралась постучать, как до нее донеслись голоса. В комнате у Тамары кто-то был. Голос был мужской. Она навострила уши и услышала обрывок разговора.

— Он же преступник, понимаете? — говорила Тамара. — Может быть, сексуальный маньяк! Вы должны что-то сделать.

— А вы уверены, что это написано Гарри Квебертом?

Нола узнала голос шефа Пратта.

— А то как же! — ответила Тамара. — Его собственной рукой. Гарри Квеберт имеет виды на малышку Келлерган и пишет про нее порнографические мерзости. Вы должны что-то предпринять.

— Ладно. Хорошо, что вы мне сказали. Но вы незаконно проникли к нему в дом и украли эту бумажку. На данный момент я ничего сделать не могу.

— Ничего не можете? Что ж теперь, дожидаться, пока этот придурок что-нибудь с ней сделает? Тогда вы раскачаетесь?

— Я ничего подобного не говорил, — уточнил шеф Пратт. — Я буду приглядывать за Квебертом. А пока храните этот листок в надежном месте. Я его взять не могу, у меня могут быть неприятности.

— Он у меня лежит в сейфе, — сказала Тамара. — К нему ни у кого нет доступа, он будет в целости и сохранности. Прошу вас, шеф, сделайте что-нибудь. Этот Квеберт — подонок и преступник! Преступник! Преступник!

— Не переживайте, миссис Куинн, сами увидите, как тут у нас обходятся с подобными типами.

Нола услышала за дверью шаги и опрометью бросилась прочь из ресторана.

Рассказ Нолы потряс Роберта. Он подумал: бедная девочка, какой, наверно, для нее шок — узнать, что Гарри пишет про нее всякие неприличные гадости. Ей надо с кем-то поделиться, и она выбрала его; он должен быть на высоте положения, объяснить ей ситуацию, сказать, что вообще все мужчины с приветом, и Гарри Квеберт в частности, что ей прежде всего надо держаться от него подальше, а если она боится, как бы он с ней чего-нибудь не сделал, то предупредить полицию. А кстати, может, уже сделал? Может, она хочет признаться, что он надругался над ней? Сумеет ли он, Роберт, выдержать такое признание, ведь жена говорит, что он не способен даже стол к ужину правильно накрыть? Жуя кусок хот-дога, он обдумывал, какие слова можно сказать ей в утешение, но не успел даже рта раскрыть, как она вдруг заявила:

— Мистер Куинн, вы должны помочь мне достать эту бумажку.

Роберт чуть не подавился сосиской.

* * *

— В общем, вряд ли тут надо долго растолковывать, мистер Гольдман, — говорил мне Роберт в углу зала в «Кларксе». — Я все мог себе представить, только не это: она хотела, чтобы я добыл этот чертов листок. Выпьем еще пива?

— С удовольствием. Того же. Скажите, мистер Куинн, вы не против, если я запишу ваш рассказ на диктофон?