Первые же успехи преобразили австрийцев. Не раз битые Бонапартом и его соратниками, они были неузнаваемы. Но основная тяжесть боев легла на плечи русских.

В Петербурге, Вене, Лондоне ликовали, получая известия о победах в Италии. 17 апреля союзные войска вступили в Милан. Архиепископ Висконти выехал навстречу Суворову. «В облачении с крестом, [он] возгласил: "Sta Sol! Остановись, солнце! И солнце ста и не иде на запад", — вспоминал Фукс. — [Суворов] тотчас соскочил с лошади и бросился целовать крест; престарелый, летами согбенный архиепископ продолжал: "Я остановил тебя, спаситель алтарей наших, на пути Христианской славы твоей словом Иисуса Навина; а теперь произреку тебе: и ты придеши пред лицом Господним уготовати пути Его и дать разум спасения Его людям"». Со слезами на глазах русский полководец расцеловал святого отца. На другой день в белом австрийском фельдмаршальском мундире, расшитом золотом, со звездами, крестами и лентами, Суворов посетил миланский собор. Жители устроили ему триумфальную встречу. Толпы народа провозглашали здравицы в честь русского императора, русского полководца, русских войск.

«В соборном храме Божием архиепископ с духовными великолепно при великом собрании служили большую мессу, благодарственный молебен Всемогущему», — донес 20 апреля Суворов императору, присовокупив сведения о новых стычках с неприятелем, трофеях и пленных.

Блокируя сильные крепости, Суворов занимал город за городом. Он активно вел разведку, в которой важную роль играли вездесущие и быстрые казаки. Моро отступил на запад, в Турин. На юге находилась армия Макдональда. Пассивные действия эрцгерцога Карла, имевшего в Швейцарии большой перевес, оставляли инициативу противнику, который мог угрожать северному флангу союзной армии и даже выйти ей в тыл.

А из Вены летели инструкции: взять сильные крепости Пескиеру и Мантую, которая считалась у кабинетных теоретиков ключом к Северной Италии.

Суворов составил план дальнейших действий. «Когда Граф открыл Маркизу Шателеру свое начертание, — рассказывает осведомленный Фукс, — то сей, изумленный, воскликнул: "Когда успели Ваше Сиятельство всё сие обдумать?" Ответ: "В деревне. Здесь было бы поздно; здесь мы уже на сцене. Теперь предлагаю я только к исполнению и начинаю отсюда кампанию". — "И вас, — сказал Шателер, — называют Генералом без диспозиции"».

Двадцатого апреля Суворов послал в Вену план: препятствовать соединению Макдональда с Моро, для чего, не ожидая взятия крепостей в тылу, меньшую часть армии оставить для их осады, а с остальной продолжать наступление, перейти реки Тичино и По, разбить Макдональда и потом повернуть к Турину, к армии Моро. По взятии крепостей овладеть при содействии английского флота Генуей. Северную Италию прикрыть со стороны Швейцарии Тирольской армией Бельгарда. Армии эрцгерцога Карла направиться между Базелем и Констанцей в тыл Массена. После этого Итальянская и Тирольская армии должны были очистить Швейцарию от французов. В ответ полководец получил указания «ограничивать главные действия левым берегом По».

Старший из австрийских генералов Мелас в нарушение всех воинских правил продолжал за спиной главнокомандующего посылать доносы в Вену. «Мы движемся, не заботясь о тыле и о флангах, без предосторожностей, никогда не принимая в соображение причины и конечную цель», — писал он 6 (17) мая. Глава венского кабинета и гофкригсрата барон Тугут потребовал разъяснений у начальника штаба союзных войск маркиза И.Г. Шателера. Тот высказался 20 (31) мая с рыцарской прямотой:

«Чтобы в течение одного месяца привести армию с берегов Адидже на Тонаро и Дониа-Пастео, покорить Цизальпинскую республику и Пьемонт, надо было совершить необыкновенное и воспользоваться необычайными средствами. Всё это исполнено и приказано Господином Фельдмаршалом Графом Суворовым. Я был единственный человек в армии, который помогал обширным зачинаниям этого человека. Все те, которые его не понимали, набросились на меня и обвиняют в распространении в армии беспорядка…

Обширные планы Его Превосходительства Господина Фельдмаршала, которые я, конечно, разделяю, он применяет сообразно обстановке и местности. Эти планы кажутся сумасшедшими и баснями тем ограниченным гениям, благодаря которым мы потеряли Савойю и Италию».

Храброму и знающему военное дело Шателеру, завоевавшему доверие и уважение Суворова (тот называл его «своей военной библиотекой»), дорого обошлось это послание — он вскоре был отозван. Кроме того, его постарались дискредитировать в глазах Суворова, распуская слухи, что маркиз был агентом гофкригсрата при русском главнокомандующем.

А Суворов оставался собой — не давал противнику ни дня покоя. По взятии Милана, сообщает Фукс, некоторые австрийские генералы настаивали, что после трехдневных боев войска заслуживают хотя бы короткого отдыха. В ответ главнокомандующий отдал приказ: «Вперед!»

В этой напряженной обстановке как снег на голову свалилась новая забота — 26 апреля в армию прибыл великий князь Константин Павлович. В его свите оказался и сын Суворова Аркадий, пожалованный в генерал-адъютанты. (Как мы помним, сам Александр Васильевич так и не получил этого звания.) Павел I, думая сделать приятное Суворову, послал молодых людей с пожеланием учиться побеждать.

Историки хорошо знают, какой обузой для командующего становилось пребывание в действующей армии отпрысков коронованных особ, не занимавших никаких должностей: надлежало не только обеспечивать их безопасность, но и всеми способами не позволять им вмешиваться в дела. Суворов и здесь оказался на высоте — встретил сына Павла Петровича с подобающими почестями, уведомил войска о новой милости и доверии к ним императора.

Первого мая «граф Романов» (под этим именем Константин значился в армии) всё же позволил себе вмешаться в распоряжения генерала Андрея Григорьевича Розенберга. Великий князь упрекнул опытного и заслуженного генерала в том, что он, долго служа в Крыму, привык к спокойной жизни, а неприятеля никогда в глаза не видел, а потому не хочет атаковать замеченных за рекой французов. Розенберг, имея приказ Суворова идти к назначенному пункту, переправился через По и ввязался в сражение при Басиньяно. Успех, по замечанию А.Ф. Петрушевского, был полный, но непродолжительный. Поблизости оказался сам Моро с крупными силами. После восьмичасового упорного боя пришлось отступить. Местные жители, сначала встречавшие русских радостными криками, увидев их бедственное положение, стали стрелять по ним из окон и в довершение всего перерезали канат парома. С трудом переправа была налажена, и войскам удалось выйти из-под удара. Потери составили почти 70 офицеров (среди них один генерал), до 1200 нижних чинов и два орудия, тогда как противник потерял вдвое меньше.

Встревоженный Суворов отдает приказ Багратиону: «Розенберг, которому велено было сюда иттить, пошел сам собою на Валенцию и, переправясь при Боргофранко на Басиньяно, зашел в кут. Вчера ему было дурно, а сего дня не будет ли дурнее… Я иду отсюда с чем есть. Вы, Бога ради! сколько можно, со всем спешите… Побудите Карачая также, чтоб скорее шел».

Всё обошлось, но главнокомандующий решил навести порядок. Вызванный им адъютант великого князя граф Комаровский получил строжайший выговор. «Я сейчас велю вас и всех ваших товарищей сковать и пошлю к Императору Павлу с фельдъегерем, — вспоминал граф слова Суворова. — Как вы смели допустить Великого Князя подвергать себя такой опасности? Если бы Его Высочество, чего Боже сохрани, взят был в плен, какой бы стыд для всей армии, для всей России, какой удар для августейшего его родителя и какое торжество для республиканцев! Тогда принуждены бы мы были заключить самый постыдный мир, словом, такой, какой бы предписали нам наши неприятели».