Генерал-лейтенант Иван Иванович Герман, старый знакомый Суворова еще по Астрахани и Финляндии, был известным специалистом по военной топографии. Нечаянную славу ему принесла победа в 1790 году на Кубани над армией Батал-паши, когда после скоропостижной смерти командующего Кубанским корпусом де Бальмена Герман как старший генерал принял командование. Победу добыли его подчиненные — заслуженные боевые генералы и офицеры; Герман же отправил реляцию и получил Георгия 2-й степени.

Герман не постыдился принять на себя уготованную ему роль. Угождая императору, он высокомерно отозвался о Суворове, в котором видел только «старые лета, блеск побед и счастие, постоянно сопровождавшее все его предприятия».

Но генерал-лейтенанту не пришлось руководить маршалом — он был назначен командовать войсками в Голландию. Да и Суворов, исповедовавший принцип «вся власть командующему», никому не позволил бы вмешиваться в свои распоряжения. История зло посмеялась над самонадеянным выскочкой — в первом же большом сражении при Бергене 8 сентября 1799 года русско-английские войска потерпели полное поражение: потери англичан составили тысячу человек, русских — три тысячи. Узнав, что Герман со всем своим штабом был взят в плен, император в гневе приказал вычеркнуть его из списков генералитета.

Не доверяло Суворову и австрийское руководство. Глава кабинета и гофкригсрата Тугут (известный дипломат и отнюдь не военный человек) даже предполагал поручить пост главнокомандующего союзных войск в Италии совершенно неискушенному в военном деле юному эрцгерцогу Иосифу, брату императора. В таком случае роль Ментора должен был играть уже Суворов. При всём том австрийцы видели свое спасение только в военной помощи России. Но вмешались главные устроители коалиции — практичные англичане, которые, по справедливому замечанию А.Ф. Петрушевского, «никогда не продавали дешево услуг своей страны». Они высказались за Суворова. Недаром в письме в Лондон графу Воронцову Александр Васильевич счел своим долгом выразить признательность Георгу III за «благоволение… в избрании моем на предлежащий мне подвиг».

Полководцу шел 69-й год, но он без колебаний принял на себя ответственность за судьбы Европы.

В России и во времена Павла I оставались люди, способные смело и с пониманием дела оценивать политические и военные события и действующих лиц. «В ту минуту, когда вся Европа устремила свой взор на Фельдмаршала Суворова, — говорилось в издававшемся в Москве «Политическом журнале» (1799. № 2), — нам кажется, что не неприятно будет для наших читателей прочесть следующую выписку, представляющую характеристическое изображение, зделанное одним большим чиновником, служившим под командою сего героя». Узнать имя автора письма не удалось, но это не так уж важно. Гораздо важнее то, что опубликованная в журнале характеристика Суворова показывает истинное отношение к нему русского общества:

«Суворов обширен в своих замыслах, скор в своих предприятиях, неутомим в исполнении, не достигая своего успокоения, как только пробившись сквозь неприятельские полки. Таков сей знаменитый человек, никогда не отступавший ни на один шаг и сотворенный по образцу Цезарей и Александров, почитавшемуся столь давно разрушенным.

Непрестанно занимается славою, которая есть его стихия. Посвящает он время трудам, которое люди употребляют на отдохновение. Уснуть несколько часов на сене, в простой палатке во всякое почти время года есть единственная дань, отдаваемая им натуре.

Скромен и прост в своей приватной жизни и довольствуется холстинным платьем.

Непрестанно находясь в действии, дух его не может дать ему покою. И он никогда не ходит просто, а бегает. Он не так низко думает о военной науке, чтоб заниматься мелочьми; он смотрит единственно на то, что велико, оставляя другим щитать пуговицы на камзоле.

Обожаемый своими солдатами, при всяком параде бывает он посреди их, как отец, и беседует с ними о причинах, доставивших победу, и об ошибках, которые они могли сделать.

Добрая, благородная его душа особенную имеет привязанность к малым детям. И тот самый человек, который в день сражения подобится Перуну раздраженного божества, при слабом и нещастном имеет всю чувствительность нежнейшего сердца».

Автор подчеркивает набожность Суворова и его нетерпимость к врагам православия, мечтавшим подчинить своей власти всю Европу:

«В Варшаве низложил он сию философскую мечту в ту минуту, когда Север был близок пасть под ея бременем.

Наконец, нельзя лучше показать черты характера героя сего Великого человека, как представя его письмо, которое он писал к Ея Величеству по взятии Измаила, стоившего туркам 30 000 человек».

И опять приведены звучащие уже рефреном стихотворные строки «Слава Богу, / Слава Вам», правда, относя их к другой славной победе Суворова:

с прибавлением:

«Кажется, как будто читаешь послание Спартанского генерала.

В письме, присовокупленном к изображению, мною сообщенному, сказано: "Сей Фельдмаршал Суворов есть один из великих людей сего века. Он никогда не был побежден. Небольшой беленький камзольчик есть вся его оборона от самых больших морозов. У него нет конюшни, и на первой гусарской лошади, которая ему попадется, он едет на сражение. Встает всегда в час по полуночи. Обедает в восемь часов утра, живет, как солдат, и выиграл двадцать баталий. Он ненавидит революцию!"

Подлинно, есть нечто древнее в сем генерале, который заслуживает быть между героями, описанными Плутархом…»

Даже допущенная ошибка (как мы помним, полководец посвятил стихотворные строки взятию Туртукая) не портит общей картины: Суворов уже давно был живой легендой.

Ростопчин, пересылавший Александру Васильевичу указ о его отставке и осуждавший полководца за неуместные выходки, вдруг сделался (и оставался до самой кончины генералиссимуса) его восторженным почитателем и поведал о том, как, прощаясь с Суворовым, Павел Петрович сказал: «Воюй, как умеешь!»

И старый «екатерининский орел» показал, как надо воевать против лучших европейских войск того времени.

К концу 1798 года французы захватили в Нидерландах Бельгийские провинции и Голландию, земли германских государств и Швейцарии, большую часть итальянских государств, восточное побережье Адриатики, Мальту, Египет. Армия генерала Наполеона Бонапарта двинулась в Сирию. Молодой покоритель Италии и Египта грезил повторением походов Александра Македонского, мечтал дойти до Индии.

В Европе царили ужас и смятение. Неаполитанский король спасался на Сицилии, прикрытой английским флотом. Сардинский король бежал из Турина на Сардинию. Римский папа, покинувший Ватикан, молил о помощи. Австрия страшилась нового натиска Франции — в недавно закончившейся войне Вена уже оказывалась под угрозой захвата противником. Англичане, удержав господство на морях (Нельсон разгромил французский флот, доставивший армию Бонапарта в Египет), сколотили новую коалицию против Франции, так неожиданно и с такой страшной мощью возродившейся из хаоса революции. Павел I великодушно согласился «спасти Европу». На запад были двинуты крупные сухопутные и морские силы.