— Мистер Коллинз. — Он легко коснулся двумя пальцами лба, словно дотрагиваясь до полей шляпы. — Реджинальд Баррис к вашим услугам, сэр.

Я пробурчал что-то невнятное. Мне совершенно не хотелось видеть сыщика Реджинальда Барриса. Ни сегодня вечером, ни когда-либо впредь. Жуткие воспоминания о нескольких секундах жестокой расправы в бирмингемском переулке только-только начали меркнуть в моей памяти.

Но Баррис поприветствовал Хэчери — тот кивнул в ответ, принимая от меня надписанную «Женщину в белом», — и присоединился к нам за столом, даже не спросив разрешения: нахально придвинул стул и уселся на него верхом, положив сильные руки на спинку. Пораженный столь дурными манерами, я на секунду задался вопросом, уж не является ли Баррис, несмотря на свой кембриджский акцент, американцем.

— Какая удача, мистер Коллинз, что я случайно встретил вас, — сказал Баррис.

Я не счел нужным отвечать на подобную чушь, но с холодным неодобрением взглянул на Хэчери, посвятившего постороннего человека в детали нашего совместного времяпрепровождения. В следующий миг я сообразил, что верзила все-таки работает на инспектора Филда (и почти наверняка отчитывается не только перед ним, но также перед несносным Баррисом, судя по всему, занимавшим должность заместителя навязчивого инспектора), а потом напомнил себе, что на самом деле мы с Хэчери никакие не друзья, невзирая на мое доброе к нему отношение.

Баррис подался вперед и произнес приглушенным голосом: Инспектор Филд надеется получить от вас отчет, сэр. Я вызвался напомнить вам об этом, коли вдруг случайно встречусь с вами, у нас остается мало времени.

— Я отправил Филду отчет менее двух недель назад, — сказал я. — И до чего именно у нас остается мало времени?

Баррис улыбнулся, но быстро приложил палец к губам и картинно стрельнул глазами по сторонам, напоминая о необходимости соблюдать осторожность. Я постоянно забывал, что Филду и его людям повсюду мерещатся тайные агенты фантомного Друда.

— До девятого июня, — прошептал Баррис.

— А… — промолвил я и отхлебнул пива. — Девятое июня. Святая годовщина Стейплхерстской катастрофы и…

— Тш-ш-ш! — прошипел мистер Реджинальд Баррис.

Я пожал плечами.

— Я не забыл.

— Ваш последний отчет был совершенно невразумительным, мистер Коллинз, и…

— Совершенно невразумительным? — возмущенно перебил я достаточно громким голосом, чтобы меня услышали все без исключения немногочисленные посетители таверны, ни один из которых, впрочем, не походил на соглядатая. — Я писатель, мистер Баррис. Я несколько лет проработал журналистом, а в настоящее время являюсь профессиональным литератором. Едва ли мой отчет мог быть совершенно невразумительным.

— Нет, конечно нет, — поспешно согласился молодой сыщик, сконфуженно улыбаясь. — То есть — да. В смысле — нет… я неверно выразился, мистер Коллинз. Не совершенно невразумительным, а, напротив, очень даже вразумительным, но малость… поверхностным.

— Поверхностным? — повторил я с презрением, коего заслуживало данное определение.

— Вы изложили все предельно ясно в нескольких словах, — вкрадчиво пропел молодой сыщик, еще сильнее подаваясь вперед, — но не стали вдаваться в подробности. Например, вы сообщили, что мистер Диккенс продолжает утверждать, что не знает нынешнего местонахождения мистера Эдмонда Диккенсона, но скажите, вы… как выражались у нас в школе и в полку… метнули в него вашу «бомбу»?

Я невольно улыбнулся.

— Мистер… сыщик… Баррис, — мягко промолвил я, искоса глянув на Хибберта Хэчери, внешне не проявлявшего ни малей щего интереса к разговору своего начальника со мной. — Я не просто, как вы изволили выразиться, метнул «бомбу» — я подверг мистера Диккенса самому натуральному мортирному обстрелу.

Под «бомбой» Баррис подразумевал предположение, что причиной исчезновения молодого Диккенсона явились его деньги.

Тем погожим майским днем я чувствовал себя настолько хорошо, что по-настоящему наслаждался долгой прогулкой от Гэдсхилла до Рочестера, несмотря на необходимость поспевать за стремительно шагавшим Диккенсом. Мы преодолели уже две трети пути до места назначения и шли по пешеходной тропе, тянувшейся вдоль дороги по направлению к отдаленным соборным шпилям, когда я метнул в Неподражаемого «бомбу», даже целый ящик бомб, или пальнул из всех своих мортир.

— Да, кстати! — сказал я. — Я тут на днях случайно столкнулся с другом молодого Эдмонда Диккенсона.

Я ожидал увидеть на лице Диккенса ошеломленное или изумленное выражение, но он лишь слегка повел царственной бровью.

— Правда? У меня сложилось впечатление, что у молодого Диккенсона нет друзей.

— Оказывается — есть, — солгал я. — Школьный приятель по имени Барнаби, или Бенедикт, или Бертрам, или что-то вроде.

— А какая у него фамилия? — поинтересовался Диккенс, часто постукивая тростью по земле в такт скорым шагам.

— Не имеет значения, — ответил я, сожалея, что не продумал поосновательнее вводную часть вымышленной истории, призванной стать ловушкой для Неподражаемого. — Просто случайный знакомый по клубу.

— Почему не имеет? Вполне возможно, ваш клубный знакомец солгал вам, — беспечно промолвил Диккенс.

— Солгал? С чего вы взяли, Чарльз?

— Я точно помню, как молодой Диккенсон говорил мне, что ни дня не учился в университете и никогда не переступал порога ни одной школы, — сказал Диккенс. — Похоже, у бедного сироты были домашние учителя, один хуже другого.

— Ну… — Я прибавил шагу, нагоняя Диккенса. — Может, они и не школьные друзья, но этот Барнаби…

— Или Бертрам, — сказал Диккенс.

— Да. В общем, этот парень…

— Или Бенедикт.

— Да. Вы позволите мне продолжить, Чарльз?

— Пожалуйста, дорогой Уилки! — Диккенс улыбнулся и сделал приглашающий жест.

Стайка серых птиц — куропаток или голубей — сорвалась с живой изгороди перед нами и взмыла в синее небо. Диккенс на ходу вскинул трость к плечу, словно ружье, и спустил воображаемый курок.

— Так вот, по словам этого парня, невесть откуда знавшего молодого Диккенсона, в прошлом году Диккенсон самолично сообщил ему, что он, Диккенсон, за несколько месяцев до своего совершеннолетия в законном порядке поменял опекуна.

— Вот как? — только и промолвил Диккенс. Равнодушно-вежливым тоном.

— Да, — сказал я и выжидательно умолк.

Мы прошли ярдов сто в молчании.

Наконец я метнул свою «бомбу».

— Этот самый парень…

— Мистер Барнаби.

— Этот самый парень, — упрямо продолжал я, — как-то случайно оказался по делам в банке своего друга Диккенсона и случайно услышал там…

— Что за банк? — осведомился Диккенс.