Со всей моей любовью,

А. А.-Г.

Он бы еще тогда убил ее. Медленно. Красочно. И ведь она заставила поклясться на крови, что кольцо Мэлы дает защиту от валгских демонов. А у него даже мысли не возникло проверить внутренность красивой безделушки. Поверил, что там действительно лежит Ключ Вэрда.

Тогда какую же штучку несет Элида и почему от этого «подарка» шли странные волны? Не всё сразу. Эти мысли он оставит на потом. У него еще будет время решить, как поступить с госпожой Лошэн.

Хорошо еще, что он сумел вернуть кольцо Мэлы. А настоящий Ключ остался у этой суки. А поскольку Элиде обязательно нужно добраться до Аэлины… Что ж, он устроит им встречу.

И перед своей кончиной королева Террасена еще поползает перед ним.

Мир начинался огнем и им же заканчивался.

Целое море огня, где не было места ни воздуху, ни звукам. Только потоки расплавленной земли. Истинное сердце огня – орудия созидания и разрушения. И она тонула в этом море.

Она не ощущала собственного веса. Ее кружило, швыряло из стороны в сторону. Она пыталась достичь дна или выбраться на поверхность, но ни дна, ни поверхности не было.

Огонь наполнял ей горло, проникал внутрь, расплавляя все, из чего она состояла. Она беззвучно закричала, умоляя пламя остановиться.

– Аэлина!

Имя прогремело в самой сердцевине пламени, сокрытой в самом сердце мира. Имя было маяком, призывом. Она родилась и долго ждала, чтобы услышать этот голос. Она вслепую искала его всю жизнь и была готова идти на зов до самого конца.

– Аэлина!

Она свесилась с кровати. Огонь пылал у нее во рту, в горле, в глазах. Настоящий огонь.

В мерцающие красные пятна стали вплетаться золотистые и голубые нити. Настоящий огонь успел сжечь постельное белье и частично опалить кровать. Но каюта и корабль, находящийся в открытом море, не пострадали. Их уберегла прочная, неподвластная разрушению стена воздуха.

Руки, покрытые льдом, стиснули ее плечи. За танцующими языками пламени она увидела сердитое лицо Рована. Он требовал, чтобы она дышала.

Она вдохнула, но вместо воздуха в горло снова попало пламя.

Не было таких вожжей и цепей, позволяющих обуздать ее магию. Боги милосердные, она обжигалась и даже не чувствовала боли. Не было ничего, кроме пламени.

Рован обхватил ее лицо. Там, где лед соприкасался с огнем, поднимались струи шипящего пара.

– Ты – Повелительница огня. Ты им управляешь. А страх позволяет ему взять верх над тобой.

Аэлина еще больше изогнулась, почти падая с кровати. Она была совсем голой. Одежду на себе она попросту сожгла, в том числе и любимую рубашку Рована. Ее пламя не уменьшилось, а вспыхнуло еще сильнее.

Рован схватил ее за руку, заставив смотреть в глаза.

– Я тебя вижу. Вижу каждый уголок твоего тела. И не боюсь! – не произнес, а прорычал он.

«Я не буду бояться».

Черта, проведенная посреди ярко пылающего огня.

«Меня зовут Аэлина Галатиния… И я не буду бояться».

И вдруг, неведомо откуда, у нее в руке появились поводья для обуздания магии.

Внутрь хлынула темнота, спокойная и желанная. Темнота гасила очаг яростного пламени.

– Рован, – прошептала Аэлина, пытаясь сглотнуть.

Его глаза с почти звериным блеском внимательно оглядывали ее с головы до пят.

Он дышал шумно и сбивчиво, как дышат пережившие сильный страх.

– Рован, – повторила она.

Он не шевелился, а продолжал осматривать ее тело, ища следы ожогов. От этого Аэлине тоже стало страшно.

Она схватила Рована за плечо, впилась ногтями, ощущая его переполненность злой, жесткой силой. Он будто отпустил свои поводья, предчувствуя, что ему придется вести сражение за ее тело, за то, чтобы этом теле осталась она, а не какая-то богиня или хуже того.

– Рован, успокойся.

Никакого внимания. Аэлина убрала с лица его руки, затем наклонилась, сбросив на пол обгоревшие лоскуты простыней.

– Я прекрасно себя чувствую, – сказала она, тщательно выговаривая каждое слово. – Спасибо тебе за это. А теперь принеси мне воды. Ужасно хочется пить.

Простое и такое понятное распоряжение. Когда-то он сам ей говорил, что фэйские мужчины любят ощущать свою нужность. В них есть что-то от заботливых нянек, готовых хлопотать и ублажать своих чад. Вот и пускай хлопочет вокруг нее. Заодно вернется к привычному хладнокровию и рассудительности.

Однако лицо Рована и сейчас было искажено звериным гневом, сквозь который проглядывал страх за нее.

Тогда Аэлина наклонилась и слегка укусила его за подбородок:

– Если не начнешь вести себя как принц, можешь спать на полу.

Рован отпрянул. Не сразу, но его лицо приобретало знакомое ей выражение. Свирепость исчезала. Он и сейчас еще был зол и готов расправиться с невидимыми угрозами, что совсем недавно витали над Аэлиной. Потом, внутренне себя взнуздав, он тоже слегка укусил ее за подбородок и сказал на ухо:

– Я заставлю тебя, принцесса, пожалеть о твоих угрозах.

Аэлина почти дрожала, но все же сумела улыбнуться. Рован встал. Все его мускулы были напряжены, что не мешало ему с кошачьим изяществом подойти к столику, где стоял кувшин.

У Рована еще хватило наглости оглянуться и наградить ее довольной мужской улыбкой. Кружку он наполнил почти до края, не пролив ни капли.

Кувшин вернулся на место. Аэлине захотелось послать язычок пламени и подпалить Ровану голую задницу за этот спектакль с наливанием воды. Но он уже шел обратно, не сводя с нее глаз и ухитряясь не давать воде вылиться.

Аэлина поднялась и потянулась к кружке. Удивительно, но колени у нее не дрожали.

За бортом плескались волны. Скрипели снасти.

– Что это было? – тихо спросила она.

Рован сощурился:

– Я… начал терять самообладание.

– Почему?

Он смотрел не на Аэлину, а на морскую гладь, по которой был разлит лунный свет.

– Я все-таки хочу знать.

Рован заставил себя повернуться к ней:

– Я боялся… вдруг она снова тебя заберет.

То, что Ключ Вэрда лежал на столике, а не висел на шее Аэлины, значения не имело.

– Даже когда я понял, что это всего лишь сила твоей магии… Но и она тебя забирала. Прежде я не знал, как тебя вернуть. Те времена давно прошли.

Рован оскалил зубы, шумно вздохнул. Его гнев теперь был направлен внутрь.

– Раньше чем ты назовешь меня фэйским придурком с обостренным чувством собственности, хочу извиниться перед тобой и сказать, что мне было очень трудно удержаться.