том, что они не покинут храма, но будут биться с врагами до последнего дыхания. Затем он повел свой маленький отряд в контратаку и выбил правительственные полки из предместий Святой Софии.

Близился вечер этого скорбного дня, не давшего перевеса ни одной из сторон. Пользуясь передышкой, патриарх направил к царице Марии своего посланника, передав негодующие слова против убийц, осквернявших церковь, и требуя заключить мирное соглашение с порфирородной Марией. В свою очередь, к кесариссе явились такие уважаемые византийцами особы, как Андроник Контостефан, великий этериарх Иоанн Дука и многие другие сановники, убеждавшие прекратить боевые действия и обещавшие ей полную амнистию. Наконец, соглашение было достигнуто, и порфирородная Мария вместе с мужем покинула Святую Софию, отправившись в царский дворец[732].

Но наступивший мир не был долог — как ни странно, теперь борьба развернулась вокруг фигуры Константинопольского патриарха Феодосия. Протосеваст Алексей не мог простить ему, что тот поддержал порфирородную Марию, а потому инициировал через не самых самостоятельных во мнении епископов вопрос о низвержении столичного архиерея. Ему активно и удачно противодействовала кесарисса, прекрасно понимавшая, что без патриарха ей грозит неминуемая гибель. В результате все попытки узурпатора выдвинуть какие-то официальные обвинения против патриарха ни к чему не привели. И в скором времени архипастырь в окружении громадной толпы народа в праздничном одеянии прошествовал в Святую Софию[733]. Казалось, наступило время мира, но все основные события были еще впереди.

Тем временем Андроник Комнин двигался из Пафлагонии, прекрасно зная от своей дочери Марии обо всем, что творится в столице. Его войско постепенно увеличивалось — Андроник умел располагать к себе людей, и уже достигло пределов Понтийской Ираклии. Ситуация в столице стала настолько неуправляемой, а авторитет Андроника достиг той верхней планки, что, появись он в Константинополе уже в эти дни, его бы ждал неминуемый успех[734].

Но вне стен столицы Андроник иногда сталкивался с неожиданностями. Хотя он провозгласил, будто идет защищать законного Римского царя, далеко не все поверили ему. Например, Никея закрыла свои ворота при приближении «освободительной» армии, а Иоанн Дука, близкий родственник протосеваста, на которого была возложена охрана города, решительно отклонил предложения Андроника присоединиться к нему. Аналогичную позицию занял и великий доместик Иоанн Комнин, управляющий Фракией. А в Тарсии против Андроника открыто выступил Андроник Ангел, хотя и потерпел поражение. В этом не было ничего странного: старые воины, знавший в деталях все перипетии жизненного пути Андроника Комнина, не обольщались на его счет. Они понимали, что за величественной красотой и благородными сединами, льстивыми речами и рыцарскими манерами скрывается совсем иная натура.

Можно с уверенностью сказать, что авантюра Андроника имела очень мало шансов на успех, если бы не полная неспособность протосеваста Алексея владеть ситуацией. Логика событий подсказывала тому попытаться максимально поднять свой престиж и привлечь на сторону правительственной власти наиболее авторитетных полководцев. А вместо этого протосеваст все ночи проводил в пирушках, отдыхая днем, и совершил несколько откровенных глупостей, подведших итог его краткому узурпаторству. Когда Андроник Ангел, потерпевший поражение от Андроника Комнина, вернулся в Константинополь, протосеваст потребовал от него вернуть деньги, выделенные для найма войска, угрожая судом и расправой. Ангел недолго сомневался и вместе с шестью своими сыновьями на следующее утро уже был в лагере Андроника Комнина. Рассказывают, тот, приветствуя Ангела, процитировал слова из Священного Писания: «Се аз посылаю Ангела Моего пред лицом Твоим, иже уготовит путь Твой пред Тобой» (Мф. 11:10). Ободрившись появлением такого высокородного союзника, Андроник Комнин оставил непокорные Никею и Никомедию и прямо отправился к Константинополю[735].

Наконец, войско Андроника стало на ночлег неподалеку от Халкидона, и тот с удовлетворением наблюдал, как из столицы на его сторону один за другим переходили отряды правительственной армии. Дела протосеваста стали совсем плохи — даже бывшие сторонники посчитали, что, оставшись в столице, они уже выполнили свой долг перед протосевастом и решительно не желали становиться участниками активных действий. Возможно, у него еще оставались некоторые шансы, но протосеваст Алексей сотворил очередную ошибку. Желая затруднить переправу армии Андроника Комнина через Босфор, он вывел в море большой флот, командование которым решил перепоручить верным латинянам. Но Андроник Контостефан, командующий морскими силами, откровенно воспротивился такому обороту дела. В конце концов Контостефану удалось отстоять свои права, но доверия между ним и протосевастом уже не было.

Тот и сам почувствовал перемену, а потому срочно отправил к Андронику Комнину епископа Георгия Ксифилина с предложением высших почестей и даров в обмен на прекращение апостасии. Увы, Алексей не знал, что его посол втайне сочувствует Андронику и подробно рассказал тому о шаткости законной власти. Конечно, как великий актер и человек, умевший повелевать людьми, Андроник перед своим войском разразился горячей речью, в которой заочно повелевал протосевасту дать отчет в своих беззакониях, требовал от царицы Марии принять монашеский постриг, а малолетнему царю советовал впредь править по римским законам. И почти сразу же получил известия о том, что Андроник Контостефан открыто перешел на его сторону со всем императорским флотом. Теперь всем стало ясно, что счастливая звезда протосеваста закатилась[736].

Столица также склонилась перед Андроником. Из тюрьмы освободили его сыновей Иоанна и Мануила, а затем и всех остальных заговорщиков. Самого протосеваста в одну из ночей взяли под стражу наемники-германцы, в полночь отведшие его в темницу, располагавшуюся у патриарших покоев. Откровенно говоря, его нахождение в тюрьме сопровождалось многими издевательствами со стороны наемной стражи, и патриарху пришлось даже вступиться за Алексея. Через несколько дней все было кончено — протосеваста вывели из тюрьмы, на рыбачьей лодке перевезли на другой берег Босфора в лагерь Андроника Комнина и там ему выкололи глаза. А царица с сыном по приказу Андроника Комнина срочно переехала из Большого царского дворца в Манганский дворец.

Теперь «спаситель» императора Алексея II, бывшего до сих пор лишь пассивным наблюдателем событий, мог с чистой совестью войти в Константинополь. Но этого уже было мало: чтобы дискредитировать самого малолетнего царя и его царственную мать, нужен был контролируемый всплеск агрессии, на волне которой Андроник смог бы войти во власть. Способ нашелся очень быстро — тонко чувствуя настроения масс, Андроник объявил настоящую войну латинянам. Переправив через пролив лучшие части своей пестрой армии, Андроник предложил столичным жителям совместно напасть на иноземцев и предать их смерти. Перед этим его агенты усиленно распространяли по столице слух, будто протосеваст договорился с латинянами отдать им Константинополь на разграбление[737].

2 мая 1182 г. начался знаменитый латинский погром, внесший свою лепту в ненависть