все называют его телохранителем. Это совсем еще молодой человек, но благодаря власти своего деверя Гао Ляня чинит здесь произвол и творит зло. Нашлись люди, которые, желая выслужиться перед ним, сказали, что за нашим домом есть сад с прудом и красивыми павильонами над водой. И вот этот негодяй Инь Тянь-си с компанией в тридцать человек бездельников пришел в наш дом, осмотрел все кругом и решил выселить нас отсюда. Этот мерзавец, видите ли, сам хочет здесь жить. Тогда муж сказал ему: «Все члены моей семьи – потомки императорского дома. У нас имеется охранная грамота, выданная покойным императором. Никто не смеет наносить нам оскорбление. Как же можете вы посягать на мой дом? Куда денется моя семья?» Однако мерзавец этот даже слушать не стал и твердил лишь одно, чтобы мы выехали из дома. Хуан-чэн хотел было помешать ему, но этот подлец оттолкнул мужа, да вдобавок еще избил его. Все это настолько расстроило Хуан-чэна, что он даже слег и перестал принимать еду и питье. Мы давали ему лекарство, но оно не помогло. Нет, не жилец он больше на этом свете! Но теперь, когда вы, уважаемый господин сановник, приехали помочь, то, что бы ни случилось, бояться нечего.

Выслушав ее, Чай Цзинь сказал:

– Успокойтесь, дорогая тетушка! Прежде всего надо пригласить хорошего врача, чтобы он лечил дядю. А поскольку дело ваше приняло серьезный оборот, мне придется послать кого-нибудь из людей к себе в Цанчжоу привезти оттуда императорскую охранную грамоту. А там видно будет. Если понадобится, я буду жаловаться начальнику области и не побоюсь обратиться даже к самому императору.

– Мой Хуан-чэн в подобных делах совсем беспомощен, – сказала женщина. – Вы разберетесь лучше.

Чай Цзинь еще раз взглянул на дядю, а затем пошел к Ли Кую и остальным, которые с ним приехали, и подробно рассказал обо всем. Выслушав его, Ли Куй вскочил и закричал:

– Что за бессовестный негодяй! Я захватил с собой мои топоры и заставлю этого мерзавца попробовать их. А потом мы решим, что делать дальше!

– Успокойтесь, брат Ли Куй! – сказал Чай Цзинь. – Зачем нам связываться с этим невеждой? Сейчас он просто пользуется своим положением и обижает людей, но у меня дома есть императорская охранная грамота. Здесь спорить с ним мы не будем. В столице, я думаю, найдутся люди поважнее его. Мы будем с ним судиться по всем правилам. Закон на нашей стороне.

– Какие там еще законы? – крикнул Ли Куй. – Если бы все поступали по закону, на земле не было бы беспорядков! А я вот сначала пойду изобью его, а потом будем разговаривать! И пусть только попробует он обратиться с жалобой к властям, я тогда прикончу этого мерзавца вместе с его чертовым начальником!

– Теперь мне понятно, почему Чжу Тун так хотел схватиться с вами не на жизнь, а на смерть, – сказал, смеясь, Чай Цзинь. – Вы и смотреть-то друг на друга не могли! Но здесь, в императорском городе, нельзя действовать так свободно, как у себя в лагере в горах!

– А что мне до того, что это императорский город? – сказал Ли Куй. – Разве не я убивал людей в Цзянчжоу и Увэйцзюне? – Вы подождите, пока я не познакомлюсь с обстановкой, – сказал Чай Цзинь. – А когда мне понадобится помощь, брат, тогда я позову вас. Но пока я прошу вас остаться дома.

Не успел он договорить, как из дома вышла служанка и попросила Чай Цзиня сейчас же пройти к дяде. Чай Цзинь поспешил в спальню и подошел к постели, на которой лежал Чай Ху-ан-чэн. Он увидел, что дядя его плачет.

– Дорогой племянник, – обратился Чай Хуан-чэн к Чай Цзиню. – Ты очень благородный и достойный человек и не позволишь, чтобы нашим предкам было нанесено оскорбление. Я скоро умру, и причиной тому побои Инь Тянь-си. Не забывай, что мы с тобой кровные родственники, отомсти за мою обиду. Иди с охранной грамотой к императору и отомсти за оскорбление. И попади я даже в преисподнюю, все равно буду признателен тебе, дорогой племянник, за проявленные чувства родства. Береги себя, милый мой! Вот все, что я хотел сказать тебе.

И он тут же скончался. Чай Цзинь так долго и неутешно плакал, что жена Хуан-чэна, опасаясь, как бы он не упал в обморок, стала утешать его, приговаривая:

– Уважаемый господин, впереди еще много времени, и вы успеете излить свою печаль, а сейчас давайте решим, что делать дальше.

– Охранная грамота осталась у меня дома. Я не взял ее с собой, – сказал тогда Чай Цзинь. – Но я сейчас же пошлю человека, чтобы он привез ее. С этой грамотой необходимо поехать в столицу и подать жалобу самому императору. А сейчас, чтобы успокоить душу моего дяди, надо приготовить для его тела саркофаг и гроб. Затем нам следует одеться в траурные платья. Разговаривать будем после этого.

Чай Цзинь приказал изготовить для дяди соответствующие положению покойника гроб и саркофаг, а также установить полагающийся по обычаю жертвенник с именем покойного. Затем все домашние облачились в траурные одежды и от мала до велика начали оплакивать покойного.

Ли Куй, находившийся во внешних комнатах, услышав доносившийся из внутренних покоев плач, выходил из себя. Он не знал, в чем дело, и ему не терпелось излить гнев. Однако на все расспросы его спутники отвечали молчанием.

Вскоре пригласили монахов, и началось богослужение.

На третий день после всех этих событий Инь Тянь-си на своем иноходце отправился за город прогуляться в компании двадцати – тридцати бездельников. У всех в руках были луки, арбалеты, трубы, мечи, бамбуковые палки для метания и разные музыкальные инструменты. Бездельники, вдоволь повеселившись и немного захмелев, но притворяясь совершенно пьяными, направились прямо к дому Чай Хуан-чэна. Подъехав, они осадили коней и стали звать управляющего домом.

Чай Цзинь, одетый в траурную одежду, быстро вышел на зов. Сидя на коне, Инь Тянь-си спросил:

– Ты кто такой?

– Я – племянник Чай Хуан-чэна – Чай Цзинь, – ответил он.

– Еще позавчера я велел вам выехать отсюда. Почему же не выполнили моего приказа? – снова спросил Инь Тянь-си.

– Мой дядя был болен, лежал в постели и поэтому не мог переехать. Сегодня ночью он умер. Когда кончатся похороны, мы покинем этот дом. Вы уж обождите!

– Что за вздор! – крикнул Инь Тянь-си. – Даю вам три дня! Если в назначенный срок вы не выедете отсюда, я надену на тебя кангу. А предварительно ты получишь еще сотню палок.

– Вам не следует меня оскорблять, – возразил Чай Цзинь. – Наша