– Ты никак не забудешь, Турбар, что ты уже не воин гвардии Ардууса, – процедил сквозь зубы Павус. – Наше оружие – молитва! Я вообще удивляюсь, что ты стал предстоятелем Храма!

– Ничего удивительного, – прогудел Пеллис. – Уже два года к Бараггалу не могут пробиться паломники. Турбар единственный, кто сумел дойти. Кому еще быть предстоятелем? Кого послал Веррес, тот и пришел.

– Меня послал не Веррес, – отрезал Турбар. – Сколько можно повторять? Софус меня послал. Веррес только согласился. Еще и добавил, что я все равно сдохну.

– Какая разница, кто и кого послал? – поморщился Кадус. – Нас всех кто-то однажды послал. И вот мы, кажется, добрались.

…В тот же час герцог Алки Импиус Хоспес стоял на стене замка и смотрел на огромное войско Эрсет, заполняющее заснеженную равнину. Когда небо потемнело, между шатрами врага загорелись костры. Подошедшая к мужу герцогиня Катена, урожденная Краниум, дочь короля Бабу, с дрожью спросила:

– Ты ведь послал сообщения королю Тигнуму и королю Пурусу?

– Да, – проговорил Импиус. – И герцогу Адамасу, и герцогу Тотусу, и даже воеводе Мурусу. Послал бы еще в сто адресов, разогнал бы всю голубятню. Но понимаешь ли ты, что это конец?

– Почему? – спросила с дрожью Катена, родившая герцогу двоих детей.

– Собирайся, – сказал ей герцог. – Немедленно отправляйся в Тимор. Это самое безопасное место, которое я знаю.

– Почему? – во второй раз повторила Катена.

– Потому что это войско больше того, которое гнал к Бараггалу Лучезарный, – ответил Импиус. – И еще одно. У тех, кто оборонял эту стену, за спиной была Империя Лигурра. У нас за спиной – неизвестно что.

…Король Бэдгалдингира стоял на открытой площадке второй башни угодников. Башня Бенефециума была пуста, хотя изредка, особенно летом, Тигнум видел на ней угодника и даже, случалось, махал ему рукой. Сегодня к нему прилетела весть от герцога Алки. Весть об огромной армии, а значит, о конце Бэдгалдингира. Король стоял и думал о том, что в Ардуусе творится неизвестно что и что его сын Церритус вырос в мерзавца, а то, что его пригласил к себе король Пурус, лишь подтверждает печальный вывод. В голову приходили мысли, что какое-то время Алка продержится, а потом все равно нужно уходить, и уходить не к Аббуту, где сын Тутус, его гордость и его радость, возводит теперь уже ненужную крепость, а к Тимору. Если где и можно было собрать силу, то только там. Тигнум уже совсем вознамерился идти вниз и объявлять, что следует рассылать глашатаев и покидать благословенную долину, но одновременно с далеким ударом молнии разглядел в потемневшем небе странную тучу. Сэнмурвы, понял он через несколько минут. Они летели плотным облаком на запад. Тигнум не боялся, древняя магия хранила обе башни. Даже Лучезарный не сразу смог справиться с ними, их восстанавливали по камню, и тот же Бенефециум уверял Тигнума, что для нечисти они неприступны. Наверное, сэнмурвы этого не знали. Пролетая над башней, в тот самый миг, когда Тигнум в ужасе разглядывал брюшины мерзких тварей, вся эта туча ринулась вниз и разорвала старого короля в клочки.

…Гахи подошли к Раппу за три дня до того, как потемнело небо. Расставили до горизонта шалаши, выставили караульных, в четверти лиги устроили загон, в который тут же набили затянувших прощание с последней родиной араманов, рядом устроили загон для свиней, для коров, еще подальше такие же загоны и с невозмутимостью принялись разделывать и скот, и людей и тут же готовить из полученной плоти какие-то ужасные блюда.

– Лентус, – позвала королева сына. – Немедленно собирай семью и уходи.

– Куда? – спросил Лентус. – По слухам, Эбаббар захвачен пустошью. Вестей от Флавуса Белуа тоже никаких нет.

– Надо было отправлять тебя в Тимор, – задумалась Рима. – К Регине. Теперь, думаю, только в Лапис.

– Но Субула не пойдет, – признался Лентус. – Она вознамерилась сражаться.

– Собирай детей и отправляй с самыми надежными воинами в Лапис, к герцогу Диминусу! – отрезала Рима. – И радуйся, что у тебя такая жена. Иначе и не знаю, кто бы постоял за честь твоей семьи. Где Субула?

– Занимается подносом воды к стенам, – сказал Лентус. – Заливает их и скалы.

– Не поможет, – прошептала Рима. – Гахов слишком много. Передай ей, чтобы она держала наготове лошадей, мне будет жалко потерять такую невестку. Я ухожу в Бабу.

– А мне ты ничего не хочешь сказать? – скривил губы Лентус.

– Спасай детей, – отрезала Рима. – Ты герцог? Объявляй, чтобы все, кроме воинов, уходили! Все! Раппу долго не продержится!

…Когда молния прогремела над Утисом, все обитатели крайнего дома уже стояли на улице и смотрели на темнеющее небо. Хмурый уже второй день Син, Туррис, Орс, Кама, Процелла, Касасам, Аменс, Лава, Литус, подошедшие Аментия, Фестинус, Серва. Джокус с отрядом ожидал путников в начале улицы. Две оседланные лошади стояли у ворот.

– Началось, – прошептал Син и вдруг улыбнулся. – Когда-то все это должно было закончиться. Значит, все может наладиться.

– Или не может, – хмуро заметила Туррис.

– Наладится, – мотнул головой Син. – И у меня есть хорошая весть для тех, кто беспокоится, что это начало конца. Мы собственной смерти не увидим в любом случае.

– Мне стало полегче, – заметил Литус.

– Давай, – похлопал по плечу Касасама Син. – Джокус проводит вас с Процеллой до Лаписа. Вы знаете, что делать. Процелла, береги меч. Если не он, я не знаю, что вам поможет. И не плачь. Твой брат жив. Если он не потерял камень и после этой грозы, значит, надежда еще остается.

Процелла кивнула и запрыгнула в седло. Ворота открылись, и вскоре стук копыт возвестил, что Джокус повел путников к переправе.

– А мы? – спросила Кама. – Будем ждать Игниса?

– У него теперь свой путь, – заметил Син. – Но подождать нам придется. Надеюсь, недолго. Нас, пока без Касасама и Процеллы, – семеро. К тому же нам согласились помочь Аментия и Фестинус.

– И я, – возмутилась Серва.

– И она, – покачала головой Аментия. – Все равно не отстанет.

– Хорошо, нас десять, – кивнул Син. – Из нас трое каменщики.

– Один так вообще камень! – улыбнулась Лава.

– Пусть так, – кивнул Син. – Но не подошел еще один угодник. Его зовут Моллис. И он очень хороший парень.

Вирская площадь была заполнена народом. Люди стояли плотно, один к другому и ждали. Они подпирали спинами стены амфитеатра, топтали окровавленные, но пустые по случаю важного события помосты для казней.

– Сегодня не будет казней, не будет, – неслось от одного к другому. – Император милостив. Милостив император!

Люди ждали. Ждали на площади, ждали в переулках, выходящих на площадь. Воины ардуусской гвардии выстроились вдоль Стражного проезда, зеваки заполнили Дровяной, Доспешный проезд, Мечную, Мясную, Молочную, Коровью, Бобровую, Гороховую, Чеканную, Мытарскую улицы, раскидывалась до Храмовой и Торговой площади. Весь Ардуус чего-то ждал, хотя и не знал точно – чего. То ли король Великого Ардууса великолепный Пурус должен сам себя сделать тем, кем он по сути и являлся, то есть Императором. То ли уже в этом божественном статусе он должен был сравняться или с богами, или с кем-то им подобным. Во всяком случае, обширной площадки, расположенной между привратными башнями цитадели, снизу, с площади, и даже с крыш и из окон домов, окружающих Вирскую площадь, видно не было. Поэтому людям, которые жаждали увидеть императора, приходилось полагаться на глашатаев. Но они пока молчали.