Посёлок Белореченский. Июнь 7143 (1635)

Переговорить с енисейским воеводой Соколов решил в клубе – недавно построенном здании с большим залом и рядами длинных скамей. Здесь одинаково было удобно проводить собрания поселенцев и ставить спектакли, детские праздники и прочие мероприятия, так необходимые для нормальной жизни, радости общения.

Стол, покрытый красной материей, стоял на сцене, на нём помимо бумаг находилось несколько стеклянных тарелочек с орехами и ягодами, а также небольшие кувшинчики с морсом. Посуда, на взгляд современного человека, была довольно груба и даже корява, но жителям семнадцатого века она очень даже понравилась. Соколов, планируя провести встречу в клубе, преследовал логичную мысль – удивить Беклемишева. Он знал, что его поразили стёкла, тем более в таком количестве и даже в обычных домах, чего ещё не было на Руси. В клубе же, где было необходимо хорошее освещение, в оконных рамах стояли стёкла в человеческих рост, правда, составленные из четырёх отдельных фрагментов.

В ожидании енисейского воеводы шёл разговор о фиктивной родословной названного князя Ангарского.

– А если, допустим, не воевода, а в Москве что-нибудь разведают? – нахмурился Вячеслав.

Соколов не был уверен в том, что его княжеские регалии могут быть законным образом подтверждены.

– Вряд ли, а собственно, неважно, просто нам нужно будет держаться этой линии. Князь – и точка. А наше признание будет зависеть вовсе не от доказательств вашего родства с Рюриковичами, а от политической или экономической заинтересованности Москвы, то есть от её возможной выгоды от сотрудничества с нами, – убеждающе говорил Кабаржицкий.

– Ты уверен, Володя? – спросил его профессор Радек.

– Конечно! Практически все царствовавшие дома Европы имели такие родословные, что выводили свои фамилии чуть ли не от Адама с Евой, – доказывал Владимир.

– Хорошо, я тебя понял, – кивнул Соколов и потянулся за отчётами своих людей – учителей, агротехников, разведки и прочих, чтобы ещё раз пробежаться по ним глазами и окончательно усвоить эту информацию.

– Кстати, Вячеслав Андреевич, даже Ивана Грозного и Петра Великого не сразу в Европе признали. Так что вам поводов для волнения уж точно нет, – добавил Кабаржицкий.

– Ага, наш главный довод в чистоте крови Рюрика – это пушки и порох, – развалясь в кресле, сказал Саляев, поигрывая деревянной свирелькой, что ему подарил один из крестьянских детей в Усолье.

– Значит, чем больше пушек, тем больше я Рюрикович, – подытожил Соколов, рассмеявшись. – Ладно, парни, я по бумагам пробегусь ещё раз.

Через несколько минут дверь отворилась и в зал, оглядевшись, вошёл Матусевич. Заметив сидевшего за столом Вячеслава, он махнул ему рукой и, дождавшись ответного кивка, направился к нему.

– Вячеслав Андреевич, вы дозволите мне присутствовать на ваших переговорах?

– Да, Игорь. Заодно посмотрите намётанным глазом, что представляет собой енисейский воевода.

– Хорошо, – Матусевич нагнулся к Соколову, чтобы сказать кое-что ему лично: – Вячеслав, насколько я, да и вы тоже, поняли, мы с вами попали сюда из разных миров. – Соколов поморщился: ещё не ясно же ничего, мол. – Я тоже не совсем понимаю наше положение, но есть факт того, что наши с вами миры – разные, но Родина – одна. Не знаю, как это назвать, может быть прав, ваш новоиспечённый майор Саляев, может, это параллельные миры, может, этот коридор пробил брешь между несколькими мирами. Это лишь предположения! Это сейчас мне неинтересно! – повысил голос Матусевич.

– А что вам интересно? – удивился Соколов.

– У вас менялось летоисчисление? Я имею в виду то место, откуда вы сюда попали, – Матусевич внимательно посмотрел на князя.

– Ну да, менялось. После революции был принят григорианский календарь, там что-то около двух недель вперёд время передвинули.

– Нет, это не то, – озадаченно покусал губы майор. – Вы в каком году попали сюда?

– В две тысячи восьмом году, – ответил Соколов и немного подумав, добавил: – От Рождества Христова.

– Вот! – удовлетворенно воскликнул Матусевич.

Оказалось, исторической науке государства русов известно об Ангарском княжестве из нескольких разрозненных источников – московских и сибирских летописей – ханьских, маньчжурских, халхских и корейских. Возникновению его у берегов великого Байкала и его дочери – Ангары история обязана легендарному князю Соколу, как считается по одной из последних версий, потомку луцкого князя Святослава, которого, беспомощного после ранения, полученного в ходе битвы на Калке, византийцы вывезли в свою империю. Единственное, что не вписывалось в официальную историю, так это запись в енисейских летописях о том, что Ангарское княжение началось в 2008 году. К сожалению, собственных летописей же от Ангарска не осталось.

– Как и самого княжества, – добавил Матусевич.

– Почему? А что с ним стало? – спросил на автопилоте Соколов, в голове которого вихрем проносилось: «Луцк… князь Сокол… Византийцы. Что за бред?!»

– Насколько я помню, как говорили в одном документальном фильме, после смерти Сокола правили несколько его потомков. Потом, с пресечением его рода, началась грызня за власть, а последний князь пошёл на объединение с Русью Великой.

– А как звали этого последнего князя? – тихо спросил Соколов.

– Этого я не помню. Насколько я понял, Вячеслав, то князь Сокол – это вы. И это уже ни хрена не легенда, так что смотрите, действуйте, – негромкой скороговоркой досказал Игорь, когда вбежавший в зал морпех выкрикнул:

– Енисейцы идут сюда!

– Приглашай их минут через десять! – ответил ему Соколов.

– Ну, я пойду, присяду в сторонке, – Матусевич опустился в кресло, стоявшее слева у стола, в небольшом отдалении, чтобы не только не мозолить глаза енисейцам, но и наблюдать за ними было удобно. Саляев также сидел неподалёку, но его задачей был контроль безопасности.

«И почему Игорь пришёл с этим только сейчас. Ведь он понял всё практически сразу», – недоумевал Вячеслав, приветствуя Беклемишева.

Воевода сел напротив Вячеслава, рядом на стул опустился его сотник Осип, держащий в руках кожаную суму. Рядом с Соколовым сидели справа – Кабаржицкий, а слева – профессор Радек. Саляев и Матусевич присутствовали, располагаясь в креслах в некотором отдалении и явно не участвуя в переговорах, роль секретаря же исполнял Иван Микулич.

«Князёк-то заполошился малость», – с удовлетворением отметил Беклемишев.

– Бога в Троице славимаго милостью, Мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, Всея Русии Самодержец, Владимирский и Московский и Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский, Великий Князь Иверский… – воевода, словно надев маску отчуждения, начал нараспев перечислять титулы царя, на память декламируя грамоту, полученную в Москве от кремлёвских дьяков. Это продолжалось довольно долго, Саляев уже начинал открыто усмехаться, и только грозный погляд Соколова разом охладил его. – …ведомо ему, государю, учинилось: Ангарская земля на Ангаре реке и твоё, князь Вячеслав, княженье, – продолжал Беклемишев, – посему послан был невеликий человек, воевода енисейского острогу, Беклемишев Василий Михайлович, дабы сказать государя нашего Царя и Великаго Князя Михаила Феодоровича Всея Русии милостивое жалованное слово, чтоб ты, князь Вячеслав, был под его, государя нашего царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии самодержца, высокою рукою в вечном холопстве, со всем своим родом и с иными Ангарскими князьями, которые под твоим, князь, Вячеславовым княжением, и со всеми улусными людишками. – Саляев и Кабаржицкий буквально пооткрывали рты от подобного предложения, Радек побледнел и поглядывал на Соколова. Матусевич нахмурился и, сложив руки на груди, неотрывно смотрел на пятёрку сидящих за столом, ожидая реакции Соколова. Воевода между тем не унимался, продолжая своё выступление: –…и тебя, князя Вячеслава, за твое непослушание велит государь разорить и город твой взять на него государя, и тебя, князя Вячеслава и иных князей, и, всех вас, и жён ваших и детей побить без остатка, чтоб смотря на тебя, князя Вячеслава, и на твое непослушание…