– Знак сокола, понятно. Один чер… – не понял Кузьмин.

– Червонец, – подсказал Соколов. – Тимофей, а сколько стоит заказать корабль в Голландии или Швеции? – отвлекая Кузьмина от созерцания монет, вдруг спросил князь.

– Тут надобно знать, какой корабль тебе нужен – торговый али военный, большой али не очень, быстрый али с нагрузкой большей? – не отрывая взгляда от золота, быстро ответил Тимофей.

Соколов с минуту задумался, а потом, поморщившись, махнул:

– Нет, не надо. Суэцкого канала нету, через весь мир, пока корабль припрётся, мы уже сами построим. Мне Владимир посоветовал пока не заморачиваться с торговлей с Китаем. Ты купец и сын купца. А для купца главное что?

– Барыши наипервейшее дело. Токмо ты, Вячеслав, уж больно непонятно разговариваешь, я понимаю, но дело это зело трудное, – рассмеялся Кузьмин.

– Вот я и говорю: до Китая путь труден и опасен. А насчёт твоих барышей неясно – будут ли они. Я же сейчас предлагаю тебе стать продавцом наших товаров.

– Что за товары, Вячеслав Андреевич?

– Вот смотри: зеркала, стёкла, мыло, шкурки – само собой, золото – вот это основное. Не знаю, что ещё мы можем предложить – железа самим мало, тем более изделия из него, у нас стройки не останавливаются. На Ангарск вон сколько всего надо – столицу ведь строим.

– Стёкло и зерцала дороги, токмо вот зерцала… они церковью не особливо одобряются.

– Да ну?! Неужто иной горожанин не захочет лицо своё видеть? Запретят ему?

– Не запретят, вестимо. Так это девице какой пристало – каждый прыщик на лице усматривать, нешто для мужика занятие сие? – заулыбался Тимофей.

Ангара, 20 километров ниже Белореченского

За время пути Беклемишев насчитал четырнадцать зимовий, это только те, в которых они, бывало, ночевали, и те, что он видел на берегу Ангары. Напряжение, что сковывало его в первое время общения с ангарскими людьми, спало буквально на второй день. Он убедился, что к нему хорошее отношение не только оттого, что он посланник царя, а просто потому, что ангарцы были искренни. И майор Ярослав, и даже обычные солдаты, что сидели на вёслах. Правда, Василий Михайлович отметил в них необычное для их уровня отсутствие всякого раболепства перед своим начальником. Но и казачьей, как бывало, пущей вольницы и непослушания тоже не было и в помине. Приказы исполнялись чётко и исправно, каждый воин знал свои задачи и выполнял их безо всякой лености или разгильдяйства. С ним они разговаривали уважительно, без излишней почтительности, считая за любезного гостя.

С одним из воинов, Александром, воевода разговорился при готовке обеда в очередном зимовье и, наконец, спросил про странный металлический цилиндр, что давеча так заинтересовал его:

– А, это термос, Василь Михалыч! В нём чай долгое время остаётся горячим из-за специального материала, из которого его сделали.

– Василий Михайлович! После обеда отправляемся, сегодня к вечеру мы должны достичь Белореченский, – это подошёл майор.

– Добрая весть! Ярослав, – поднялся с бревна Беклемишев, – я хотел вызнать, отчего вы майором зовётесь, на немецкий лад? Нешто связи с немцами имеете? Я вроде румских церквей у вас не видел.

– У нас такая организация армии, воевода. И у нас это уже очень давно, так может это немцы у нас спёрли идею? – оставил Беклемишева в полном недоумении Петренко.

Бот прибыл к устью Белой к полуночи, близость посёлка Беклемишев заметил издалека: стоявшая на высоком холме излучины башня отбрасывала свет горящего на её площадке огня. Бот вошёл с Ангары во впадающую в неё реку между двумя небольшими бастионами. Петренко и невидимые стражи обменялись бессмысленными, с точки зрения воеводы, фразами. У Василия опять появилось неприятное ощущение того, что что-то не так, что-то ускользает от его понимания.

«И тут пушки!» – енисейский воевода заметил в отблеске горевшего у бастиона костра железное жерло.

– Ежели оно картечью маханёт, никто выше по реке не пройдёт, – пробормотал Осип.

На этот раз воевода согласился со своим сотником, раздражение уступило место опасению – что если ангарцы его, воеводу ближайшего к ним острога московского царя, схватят да начнут выпытывать, сколько в Енисейске людишек, да много ли припасов. А ежели потом пушки свои к острогу его спустят да, стены разбив, устроят там резню? Бот подплывал к причалу, их ждали. На причале были укреплены шесты, на которых горели факелы. У берега стояло несколько людей, тоже с горящими факелами, на небольшом островке, напротив причала, возвышалась башня. Каменная, основательная. На том берегу тянулся частокол, за ним виднелись какие-то постройки, слышалось приглушённое звяканье железа.

«Слесарня, никак?» – мельком подумал Василий, идя по мосткам. Сошёл на берег, огляделся, занятно – стены крепки, башенки стоят по сторонам ворот, угадываются они и далее, ворота зело крепки, кованым железом обиты.

– Князь Ангарский, Вячеслав Андреевич Соколов! – гаркнул один из воинов, и к воеводе подошёл коренастый мужчина с аккуратно постриженной бородой и усами.

– Здравствуй, воевода, Василий Михайлович, – негромко проговорил князь.

– Здравствуй, князь, – воевода склонил голову и торжественно, нараспев начал: – Прибыл я от великого царя Московского, дабы разговор с тобой учинить да… – тут Василий несколько замешкался. Он должен был сказать, что князь Ангарский с людишками своими и со всеми подручными ему людьми обязан находиться под государевою рукою царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии в холопстве. Потому как государь страшен и велик и многим государствам сам государь и обладатель и от его государского ратного бою никто не мог стоять. Но неким чувством он понял, что сказавши так, быть ему осмеянным да выгнанным с Ангары.

– Что «да», Василий Михайлович? – улыбнулся князь Ангарский.

– Разговор учинить да дружбу завесть, – учтиво улыбнулся в ответ воевода.

– Хорошее это дело – дружба. Да, братцы? – князь Соколов оглядел своих воинов. – Но все разговоры будут завтра, а сейчас, Василий Михайлович, прошу вас в баньку – попаритесь да покушаете. А назавтра, как выспитесь хорошенько, буду ждать на разговор.

Сказав это и обменявшись рукопожатиями, князь развернулся и пошёл за ворота. Вскоре за ними скрылся и воевода да сотник его, взявший вещи с бота.

– Глянь-ко, ляпота какая! – в бане Осип показал воеводе кусок зелёного мыла, на котором красовались рифлёные буквицы, складывающиеся в слово «Ангара».

– Воин, а девки? – удивлённо спросил Осип у солдата, принёсшего им шайки, мыло, полотенца, мочала да веники.

– Какие ещё девки? – удивился в свою очередь солдат.

– Растиральщицы, вестимо!

– Нет, растиральщиц у нас нету, – отрезал он и вышел.

– И хмельного ничего не выставили, – почесал голову Осип.

– Будет тебе, а нахлестаю я тебе сам так, что никаких девок не захочешь! – рыкнул воевода.