Барон Базанкур был не менее остальных удивлен, что операция по доставке союзного десанта в Крым была проигнорирована русскими.

«Экспедиция началась при самых счастливых предзнаменованиях. Флот произвел 14 сентября высадку союзной армии у старого форта, не испытав никакого сопротивления; но все время его движения к месту высадки не было сделано никакой угрожающей попытки со стороны русского флота. Между тем этот последний, выйдя из порта в полной готовности к бою, имел бы огромное преимущество в свободе движений над флотом союзников, движения которого были стеснены 60 тысячами солдат, загромождавших палубы и батареи большей части судов».

Не менее счастлив и будущий адмирал Эдвард Брюс Хемли, понимавший, что если бы русские использовали возможность атаки десанта на переходе, то, хотя и ценой собственных потерь, могли бы нанести «огромное опустощение транспортам и войскам».

Русские исследователи всячески старались придумать оправдания этой пассивности. Например, Д. Лихачёв в своей статье «Очерк действий Черноморского флота в 1853–1854 годах», опубликованной в журнале «Военный Сборник» в 1902 г., утверждает, что на транспортных и боевых кораблях союзников было не более чем по 500 чел. Комментировать не имеет смысла.

Это был еще один шанс, но и его не использовали русские командиры. Еще один, но не последний. Следующий шанс относился к высадке, и мы до него еще дойдем.

Союзники напоминали робкого мелкого пакостника, который и хочет сделать свою пакость, но мнется на месте, явно опасаясь угрозы ответного действия. В то же время русское командование, казалось, махнуло рукой на угрозу, оставив все на волю Бога (погоду, политику, холеру и проч.).

Героями англо-французские конкистадоры не были, они хотели просто быть живыми и потому страшились любого противодействия со стороны русского флота. И совсем слабым его в отличие от русского императора не считали. И совсем не как князь Меншиков знали, что командуют им не робкие турецкие адмиралы, а люди умелые и решительные, для которых показать зубы — дело элементарное. И то, что плевать русским, что корабли у них технически устаревшие, ведь на них тоже есть пушки, а значит, и на этих кораблях можно драться, тоже знали. Ведь 30-ти лет не прошло, как некоторые французские и английские адмиралы и старшие офицеры еще лейтенантами вместе с лейтенантами российского флота Корниловым, Нахимовым и Истоминым вместе громили турецко-египетскую эскадру при Наварине.[184] Английские и французские морские командиры осознавали, что не выветрился лазаревский дух, еще в строю легендарный «Азов», дравшийся одновременно с пятью турецкими кораблями. Но воля императора держит линейные корабли и фрегаты Черноморского флота на привязи якорных цепей в гаванях Севастопольской крепости.

И потому наиболее умные и дальновидные военно-морские командиры английского и французского флотов всячески возражали против неподготовленной в полной мере экспедиции, понимая, что им будет противостоять не очередная колония, а мощное государство с сильной армией и не менее сильным флотом. Но их никто не слушал и не собирался слушать.

«Все протесты адмиралов не были приняты во внимание начальниками сухопутных войск. Тщетно флотоводцы указывали на отсутствие хороших гаваней, на то, что открытые рейды опасны во время штормов, подвоз снабжения крайне затруднителен, а в виду противника обратная посадка войск на суда немыслима. Высаженные войска должны были остаться без всего необходимого».

И если бояться русского флота нужно было, то страхи союзных адмиралов перед военачальниками Николая I были не более чем навязчивой фобией, опасениями того, чего не могло быть. А.С. Меншиков не был настроен не только на морское сражение, но и на какое-либо иное противодействие со стороны русского флота. Да, это совершенно не соответствовало активной позиции В.А. Корнилова: «…мы готовы угостить на славу какую угодно экспедицию, с какими бы машинами они ни были…». Но Корнилов не мог решать всё.

Опытный придворный интриган Меншиков, без чьего приказа никое морское сражение не могло состояться, явно не желал победы флота, не верил в его возможности, осмысленно ведя русскую армию в Крыму к Альминской бойне, не подозревая, что бездействие в море приведет к бесславию на суше. Царское письмо развязало ему руки по отношению к флоту. Зная тщеславность и амбициозность князя, можно предположить, что он не жаждал победы своих адмиралов, считая, что морякам хватит лавров победителей при Синопе, а честь разгрома союзников на суше в случае их высадки в Крыму должна принадлежать армии, естественно, под его «чутким» руководством. Сразу скажу, это спорный тезис, я сам не уверен в том, что это истина. Но другое что-то на ум не идет. Тем более что верный адъютант князя А.А. Панаев утверждает, что его патрон не только знал, понимал и предвидел возможность развития событий таким образом, но и имел практический опыт личного осуществления десантной операции.

«О возможности десантов неприятельских войск в больших размерах князь судил по собственному тогда еще недавнему опыту перевозки бригады 14-й дивизии из Одессы в Севастополь и одновременно с нею всей 13-й дивизии с артиллерией и тяжестями к кавказаким берегам, да еще в течение каких-нибудь десяти дней, на парусных судах, с незначительным числом пароходов и военных транспортов. Не прибегая к помощи торговых судов, наш военный флот при своих малых размерах поднял разом довольно значительный десант по тогдашней численности полков и высадил его на кавказские берега, представлявшие к тому менее удобств, нежели берега Крыма. Средства же англо-французского флота значительно превышали наши».

К счастью, сегодня трезвая аналитика событий Крымской войны начинает превалировать над ранее распространенной, все поражения оправдывающей чем угодно, кроме как правдой: государственным строем, технической отсталостью, экономикой и т.д. Слава богу, многое изменилось и особенно радует, что первыми заговорили те, кто больше всех в той или иной степени оправдывал бездействие флота, — военные моряки.

В изданном в 2008 г. историческом очерке «Российский Черноморский флот» говорится, что князем Меншиковым и его соратниками были упущены самое меньшее две реальные возможности создать союзникам как минимум проблемы, если как максимум не сорвать высадку десанта или его разгром. Это подтверждает мою точку зрения о двух неиспользованных шансах.

Первая — это отказ от атаки конвоя в море, когда он, перегруженный войсками, был почти неспособен к эффективному отражению атаки русских кораблей. Вторая — пассивность при высадке десанта в момент его наибольшей уязвимости. Когда же Нахимов, по сути дела игнорируя светлейшего князя, принял решение о выходе в море — природа изменила русским. Ветер поменял направление и стал встречным, исключив возможность действительной атаки союзных сил. Вот только виновника этой пассивности не называют.