Она не сдалась, но согласилась, чтобы не обижать Гийома, дать ему очень осторожный отказ и до новых распоряжений принимать его визиты.

Прекрасные господа восемь дней не появлялись. Де Бевр не хотел отпускать дочь в Бриант, заявляя, что не следует поддерживать иллюзии. Они немного поспорили Лориана волновалась и плакала, пытаясь объяснить отцу.

— Из-за вас меня сочтут неблагодарной, — говорила она. — Обо мне там так заботились, теперь я должна поехать позаботиться о Марио. По крайней мере вы-то должны туда наведываться каждый день. Они решат, что вы их забыли теперь, когда мы в них не нуждаемся! Ах, если бы я была мальчиком! Я бы могла в любой час помчаться туда на лошади, я была бы приятелем и другому бедному ребенку, я могла бы дружить с ним, не думая об узах в будущем и не опасаясь упреков.

Наконец, Лориана убедила отца поехать в Бриант. Она увидела, что Марио неплохо справился с печалью и, казалось, вновь согласился стать ребенком. Лориана шалила со своим невинным возлюбленным и смеялась.

Маркиз был несколько задет поведением господина де Бевра. Но они не могли держать зло друг на друга. И принялись беседовать, как будто бы ничего и не произошло.

— Не надо дуться, сосед, — сказал де Бевр Буа-Доре. — Ваши идеи насчет этих детей — пустые грезы. Видите, как невинно играют они вместе! Это знак того, что любовь у них не сладится. Подумайте, слишком молодой муж ненадолго привяжется к единственной женщине, а покинутая женщина и ревнива, и злобна. Кроме того, между этими детьми есть препятствие, о котором нам следовало бы подумать: один католик, а другая — протестантка.

— В этом нет препятствия, — ответил маркиз, — можно пожениться в любой церкви, а потом каждый обратится к той, которую предпочитает.

— Да, для вас, старого безбожника, это выходит хорошо, вы принадлежите к двум церквям, а, стало быть, ни к одной. Но для нас…

— Для вас, сосед? Не знаю, какого вы вероисповедования, но я-то крепко верю в Бога, а вы не очень…

— «Может быть! Кто знает?» — сказал Монтень. Но моя дочь верит, и вы не заставите ее уступить.

— А ей и не придется уступать. Здесь она была вольна молиться, как ей угодно. Марио и она произносили вечернюю молитву вместе и не думали ссориться. Впрочем, Марио вполне готов последовать моему примеру…

— To есть заявить, подобно вам, как во времена доброго короля: «Да здравствует Сюлли и да здравствует папа!»

— Да, и Лориана, поверьте мне, не будет упорствовать в своем кальвинизме.

Буа-Доре ошибался. Чем большим скептиком проявлял себя господин де Бевр, тем больше сердце Лорианы бескорыстно привязывалось к протестантской церкви. Де Бевр, который это знал, захотел воспользоваться случаем и создать определенное препятствие, для этого за обедом он начал разговор на эту тему. Лориана высказалась вежливо, но твердо.

Маркиз никогда не говорил о религии ни с ней, ни в ее присутствии. Дело в том, что он вообще никогда ни с кем об этом не говорил и считал полугалльских-полуязыческих богов «Астреи» вполне совместимыми с собственными смутными понятиями о Божестве. Он огорчился, увидев, как непреклонна Лориана, и, не удержавшись, сказал ей:

— Ах, злючка, если бы вы нас любили побольше, вы бы так не противились идее переменить веру.

Лориана сначала не поняла, для чего отец затеял разговор. Но упрек маркиза открыл ей глаза. Это был первый упрек, обращенный к ней, что ее очень огорчило. Но страх рассердить отца помешал ей ответить так, как советовало сердце. Она опустила голову, а на ресницах задрожали крупные слезинки.

Марио, который, казалось, был занят лишь приготовлением изысканного обеда для собачки Флореаль, заметил слезинки и неожиданно сказал серьезным, почти мужским тоном, который так контрастировал с его пустяковым детским занятием:

— Отец, мы огорчаем Лориану, не будем больше об этом. У нее своя голова, и она права. Что касается меня, я бы на ее месте поступил так же и не покинул бы моих единомышленников в беде.

— Хорошо сказано, дружок, — сказал де Бевр, удивившись разумному высказыванию Марио.

— И к тому же это значит, — добавил маркиз, — что мы не снизойдем до пустых споров. Мой сын уже сейчас обладает широкими и верными взглядами, и он, конечно, не будет выступать против убеждений Лорианы.

— Выступать против, конечно, нет, — заметил Марио, — но…

— Что «но»? — живо откликнулась Лориана. — Но ты и не присоединишься ко мне, даже во имя нашей дружбы?

— О, если бы дело было так! — воскликнул де Бевр, которому эта идея неожиданно пришла в голову. — Если бы это дитя, с таким именем и с таким состоянием, согласилось бы присоединиться к нашей вере, не отрицаю, может, я и посоветовал бы Лориане пока не снимать вдовий чепец.

— Да какое это имеет значение! — воскликнул маркиз. — Когда придет время…

— Нет, нет, отец! — необычайно твердо ответил Марио. — Такое время для меня никогда не наступит. Аббат Анжорран крестил меня в католическую веру, он воспитал меня в убеждении, что менять веру нельзя, и хотя он на смертном одре не взял с меня никакой клятвы, я не смогу оставить веру, в которой он меня воспитал. Мне кажется, это значило бы отречься от него. Лориана подала мне пример, и я последую ему, каждый из нас останется тем, что есть, и все будет хорошо. Это не помешает мне любить ее, а если она меня больше не любит, это неправильно, и она злая.

— Что вы на это скажете, дочь моя? — обратился де Бевр к Лориане. — Вам не кажется, что такой муженек, когда вас будут сжигать на костре, скажет: «Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать, такова воля Папы»?

Лориана и Марио повели себя как настоящие дети, какими они и были, то есть они смертельно поссорились. Лориана дулась, Марио не отступал и в конце концов воскликнул с пылом:

— Ты говоришь, Лориана, что унизишься, если переменишь веру. Значит, если я отрекусь, ты меня будешь презирать?

Лориана почувствовала, что это замечание справедливо, и замолчала, но она была задета за живое, словно маленькая женщина, возлюбленный которой предан ей с некоторыми оговорками, и ее взгляд говорил Марио: «Я думала, что меня любят сильней».

Когда она возвращалась вместе со своим отцом верхом, тот не преминул заметить:

— Ну что же, дочь моя, теперь вы видите, что Марио, этот очаровательный ребенок, столь же убежденный папист, как и его отец, который служил испанцам против нас? И когда-нибудь, пристыженный никчемностью своего старого дяди, Марио и с нами начнет всерьез воевать! Что скажете вы тогда, когда ваш муж окажется в одном лагере, а ваш отец в другом, обмениваясь выстрелами или затрещинами?

— Право, батюшка, — сказала Лориана, — вы разговариваете со мной так, словно я уже высказала желание остаться вдовой, а я никогда об этом не говорила. Кроме того, ведь и господин д'Арс вряд ли может ускользнуть от такой судьбы, какую вы предсказываете Марио. Разве он не католик и не ярый сторонник королевской власти?