Манера изложения, язык, стиль

Рамки литературной фикции — воображаемой партнерши Микеша по переписке — определяются образом «кузины», якобы находящейся в Константинополе милой эрдейской родственницы, по возрасту близкой Микешу (ничего более конкретного он о ней не сообщает). Выражение «кузина» (néne) встречается и в других работах Микеша, обозначая где старшую сестру, где тетю, где просто родственницу (например, свояченицу). У фиктивной партнерши — которая по сути дела символизирует читателя — два лица: с одной стороны, Микеш обращается к ней как к источнику родственной любви, душевной близости, домашнего настроения; с другой — засыпает ее галантными комплиментами, ухаживаниями, развлекает любовными историями, пикантными анекдотами. Игривый тон, флирт, эмоциональная окраска — все это напоминает едва ли не самое популярное чтиво той эпохи, неоднократно переиздававшуюся переписку (несколько сотен писем) мадам де Севинье и Роже де Бюссе-Рабютена. С этой коллекцией писем произведение Микеша связано многими бросающимися в глаза особенностями манеры и стиля; упомянутая переписка могла служить Микешу одним из главных источников вдохновения. Именно оттуда, с большой степенью вероятности, заимствована пикантная история о «галантном громе небесном» (письмо 58); во всяком случае, по другим источникам происхождение этой истории не выявлено.

Микеш, таким образом, являлся, при всем прочем, галантным автором; галантный стиль — как господствующая на рубеже XVII и XVIII вв. модель коммуникации — предлагал ему особую, специфическую для данной эпохи и данной культуры форму общения с собеседником или собеседницей. В венгерской эпистолярной переписке того времени манера эта была почти совершенно неизвестна. В рамках галантного стиля даже самые сложные и серьезные сообщения обычно получают выражение в формах намека, иронии или подражания, в легком тоне салонной беседы; различные дискурсивные уровни создают возможность для остроумной, подчас фривольной игры. Самая любимая тема здесь — отношения между полами. Развлекательную роль литературы галантные авторы ценят выше моральных поучений. Такой эпистолярный стиль, насыщенный комплиментами и эротическими намеками, у Микеша часто переплетается с рассуждениями о благочестии, крайние формы, впрочем, Микеш воспринимает с явной иронией. Так, например, в 44-м письме он сообщает о своеобразном способе лечения, применяемом женой генерала Берчени во время чумы: пожилая дама обнаружила у себя в паху небольшой прыщик, но, не смея обратиться к врачу, смазывала это место святой водой.

Микеш неоднократно объединяет регистры родственной любви и любви межполовой — и эффективно пользуется таящимися тут возможностями. Словесную игру, связанную с межполовой любовью, он порой оснащает ярко выраженными эротическими штрихами. Так, например, в 49-м письме он не скрывает, что очень отрицательно относится к готовившейся в скором времени женитьбе графа Берчени на гораздо более молодой Жужи Кёсеги, которую Микеш тоже любил и на которой мечтал жениться. С горечью отметив, что в этом браке не будет участвовать ни сердце, ни плоть, а для невесты важен лишь графский титул, Микеш добавляет, что будущему жениху чаще придется мыться. И после этого вводит в рассказ шуточный мотив «стариковского календаря», — мотив этот встречается у Боккаччо («Decamerone», 2, 10) и у Лафонтена («Contes et nouvelles», 2, 8). Здесь можно наблюдать, как Микеш непосредственно связывает литературный мотив с собственной жизнью, ставя на службу галантному стилю другие дискурсы, в данном случае навязанные темами старости и морали, при этом не только играя ими, но и получая добавочное значение и эстетическое качество. Подобное соединение различных стилей и манер — одна из характерных дискурсивных стратегий Микеша, целью которой является создание esprit, остроумного флирта и развлечения. К дальнейшим средствам «эстетики удивления» у него можно отнести неожиданную смену тем, незаметный переход от обращения на «вы» к обращению на «ты» и приверженность к разного рода причудливым историям и курьезным случаям.

Среди почерпнутых из различных источников историй, связанных с женщинами, можно обнаружить несколько пикантных сюжетов. Сюда можно отнести, например, письмо 55, содержащее рассказ о невесте, пукнувшей во время невестина танца: жених за это отказался от нее, однако она находила себе мужей все более высокого ранга, пока, наконец, на ней не женился приехавший в Париж польский экс-король. Микеш здесь использовал мотив puella pedens, соединяя эротический и фекальный мотивы. Подобный характер носит и либертинская по вкусу история о короле (письмо 86), который, чтобы соблюсти 10 заповедей, оставляет в постели своей любовницы ее мужа. Сюда относится и анекдотический сюжет о французе-любовнике, который ухаживал сразу за двумя женщинами и был ими за это изощренно наказан (письмо 101). Также уже почти либертинский тон носят рассуждения о королевских дочерях, сосланных в монастырь, и о мужском и женском монастырях, построенных поблизости один от другого (письмо 84).

Фиктивное письмо — вполне модерная форма личностного выражения, которая заменяет устное сообщение или разговор. Автор не заранее задуманное произведение облекает в форму письма, но отдельное письмо возводит в ранг шедевра. Письма достоверно отражают его индивидуальный голос, изменчивое настроение, его живой юмор. Особенность, которая роднит его стиль с эпистолярным жанром французского классицизма, — это более высокий, чем разговорный, стиль (conversation à distance), стиль болтовни (causerie prolongée), стремление понравиться (l’art de plaire), сознательная авторская позиция, принимающая во внимание публичность, а также использование разнообразных средств выражения.

Эпистолярный метод Микеша находится в тесном родстве с литературным арсеналом и мотивами французских эпистолярных коллекций, письмовников, произведений в форме фиктивных писем, путевых заметок конца XVII — начала XVIII в. К их общим характеристикам относятся, например, жанровые сцены, обмен воображаемыми подарками, планирование встреч, описание путевых впечатлений, миниатюрные портреты, расхваливание писем друг друга, сообщения об актуальных новостях и событиях. Сюда же можно отнести вопросы о том, когда ждать ответа, ответы на незаданные вопросы, вставленные анекдоты и различные истории, стремление к лаконичному выражению мыслей, размышления о реальных возможностях отсылки письма, чередование описательных, повествовательных, рефлектирующих фрагментов, пристрастие к сентенциям и афоризмам. Все это, вместе взятое, представляет собой комплекс средств, служащих для доказательства достоверности произведения.

С самого начала Микеш энергично, но в то же время и осмотрительно, совсем не размашисто, рисует образ воображаемого адресата и разрабатывает свою авторскую идентичность, создавая тот странный, призрачный мир, из которого ему больше нет необходимости выходить. Автор писем, даже несмотря на правдоподобие текста, не может рассматриваться как тождественный сконструированному им «я»: вместо реальной личности мы повсюду сталкиваемся с рассказчиком. Главные средства для создания идентичности: интенсивная, постоянно присутствующая авторефлексия, то и дело нарративизируемый опыт течения времени, размышления о настоящем и о недавнем прошлом, а также подробное описание узко взятой или широкой жизненной среды, окружающих его людей и их обычаев. Многочисленные иноязычные выражения, характерные для экзотического