Доротея едва успела отступить от двери: в комнату с оружием наготове ворвались Агнес, Анри и Симеон. Агнес, конечно, вновь завладела шпагой, у Анри в руках был разряженный пистолет, который он собирался использовать как дубинку. Симеон сжимал все тот же телескоп, измятый до неузнаваемости. Их глазам предстал Биск, глядящий куда-то наверх, и вполне живая и довольная Доротея у двери.

А более никого.

Лилиат в комнате не обнаружилось.

– Монстры вновь становятся людьми! – воскликнула Агнес. Быстро осматривая комнату в поисках врагов, она не забыла посмотреть и вверх. – Ага, вижу, здесь тоже. Все пришибленные, ошарашенные, точно рыбы на берегу… И отверженцы такие же стоят!

– Если я правильно понимаю, это твоих рук дело? – спросил Симеон, благожелательно глядя на Доротею с высоты своего громадного роста. Он машинально прижимал палец к глубокому порезу под глазом, стараясь остановить кровь.

– Вы только посмотрите на нее, – с шуточным возмущением проговорил Анри. – Конечно, это она натворила! Хвала Небесам!

Он обводил глазами верстаки и стеллажи, дощечку на мольберте, разрисованную углем и сдобренную кровью… Нигде ничего похожего на маленькие бронзовые ларчики. Впрочем, больших сундуков здесь тоже не наблюдалось.

– Полагаю, никаких сокровищ тут и в помине нет? Или как?

– Внизу неисчислимые богатства, – сообщила Доротея.

Анри заулыбался в предвкушающем нетерпении, но радость сменилась стоном при следующих словах Доротеи:

– Я про библиотеку. Кажется, я все-таки заметила там экземпляр «Таинственных пьес» Маллегре…

– Но где же Лилиат? – спросила Агнес. Ее, по обыкновению, волновало самое насущное. Она стояла, готовая дать бой, да что там! – немедленно сразить любого врага, если таковой появится. – Что случилось?

– Я… я помогла Лилиат стать ангелом, – ответила Доротея, указывая на мольберт и на икону. Помедлила, давая возможность друзьям осмыслить услышанное, и продолжала: – Или стать частью ангела. Мы тут сообща собрали воедино истарского Архангела, рассеянного по крупице в монстрах, в отверженцах и… и в нас…

– Значит, на сей счет ты не ошиблась, – констатировал Симеон.

– Скажем так, не вполне ошиблась, – ответила Доротея. – Мне и в голову не приходило, что Лилиат усматривала в нас вместилища. Она хотела сотворить земного любовника, в которого вселился бы ее небесный возлюбленный…

– Что?!

Доротея принялась объяснять, то и дело останавливаясь переждать возгласы изумления и ужаса. Сама она, рассказывая, одним глазом посматривала в окно. По льду подходили поборники, и впереди бежала рослая темноволосая женщина. Бежала так, словно готова снести любое препятствие, что окажется на пути.

– Надо пойти Рошфор предупредить, – проговорила наконец Доротея. – Нельзя допустить схватки с отверженцами… то есть истарцами.

– Истарцами? – спросил Биск. Исход частицы Паллениэля не оглушил его так, как бывших монстров, но говорил он все же медленно, с видимым трудом. – Ты хочешь сказать, что не собираешься… тащить нас обратно и казнить как преступников за все, что мы натворили?

– А что ты на меня-то смотришь? – спросила Доротея. – Не мне решение принимать.

– Икона Архангела Истары ведь у тебя, – заметила Агнес. – Она твоя, хотя ты ее на мольберте оставила.

– Я тут не останусь, – быстро сказала Доротея. – Мне бы поскорее в Бельхоллу! Уверена, кто-нибудь из истарцев научится вызывать Паллениата. Или другую икону сделает…

Она помедлила и сказала по-доброму, обращаясь к Биску:

– Но я обязательно поговорю с Рошфор, попрошу позволить вам остаться здесь, чтобы вы по-настоящему сделались истарцами… как и бывшие чудища. Вам надо будет за ними присмотреть на первых порах. Думаю, Рошфор прислушается ко мне…

– Уверен, – сухо подтвердил Анри. Остальные закивали.

Доротея залилась краской.

– Спасибо, – проговорил Биск. Отвесил смущенный, неуклюжий поклон. Глянул вверх и крикнул: – Сейчас лесенку принесу!

– Хорошая мысль, – вставил Анри.

Биск устремился к двери, бормоча вслух, но в основном для себя:

– Где-то видел… стремянку… надо собрать монст… то есть наших, которые превратились… приодеть бедолаг, пока не закоченели… накормить… – Задержавшись на пороге, Биск обратился к Анри: – Ты вроде про сокровище говорил? Про остальные девять Алмазных икон?.. Так они там, в Лютейсе. Она их в особняке Демазель спрятала. Там в подвалах, под замком, чего только нет…

– Что ж, душевно рад, что местонахождение Алмазных икон мы все-таки выяснили, – заявил Анри. – Однако я намерен здесь как следует по углам пошарить, вдруг что найдется? В храме-то, я думаю, наверняка…

– Я бы лучше сапоги какие-нибудь поискала, – заметила Агнес. – И мою шпагу. Наверно, она где-то на льду…

– А мне бы найти кого-нибудь, кто сумеет зашить этот порез, – сказал Симеон. – Либо зеркало, тогда я и сам справлюсь. Только не говорите мне про то зеркало внизу! Сомневаюсь, что оно хоть какое-то отражение покажет…

Высказав столь различные намерения, четверо друзей тем не менее остались на месте. Они стояли кружком, глядя друг на дружку. Доктор, студентка, писарь, ставший артиллеристом, и настоящий мушкетер.

– Лично у меня ощущения не изменились, – сообщила Агнес. – Ты говорила, Доротея, нас взаимно притягивали частицы ангела, которые имелись в нас. Теперь их нет, но что с того? Ты мне сестра, а вы – братья. И все мы навсегда останемся мушкетерами, хотите вы того или нет!

– Я тоже ничуть не изменился, невзирая на эту внутреннюю… ангельскую ампутацию, – прогудел Симеон. – Вы моя родня, хотя и странноватая. Я никогда и не помышлял о подобном, а теперь думаю: как я жил-то без вас? Что касается мушкетерства, Агнес, пусть оно будет условным: я все-таки надеюсь вернуться в госпиталь и продолжить учиться у магистра Хазурен. Думаю, впрочем, наше подразделение станет бесперебойно поставлять мне пациентов…

– Если мушкетеры надумают обзавестись пушками, я буду счастлив продолжить носить эту накидку, – сказал Анри. – И правда, впереди будущее, о котором я мечтать-то не смел! Не где-нибудь, а в самой Звездной Крепости! Среди кулеврин, сакеров и, конечно же, фальконетов! Что же до остального… послушайте того, у кого полно родных братьев и сестер. Вы – гораздо лучшие друзья, вы мне ближе и всегда будете ближе кровной родни!

– Странная штука любовь, – задумчиво проговорила Доротея. – Я вот люблю Бельхоллу. Сидеть в Ротонде, полной золотого света… делать иконы… Однако люди столько значений приписали этому слову! Любовь Лилиат являлась, по сути, одержимостью, она принесла множество смертей, причинила столько несчастий. А есть любовь, основанная на простом плотском влечении, на потребностях тела. Она может быть, а может и не быть частью какой-то бо́льшей любви… вроде той, что связывает нас четверых. Хотя как она пережила исчезновение своего катализатора, этих искорок Паллениэля внутри нас – ума не приложу! Сколько всего надо исследовать, разобраться! Постичь саму природу ангелов и икон… Думается, Рошфор тоже готова вступить на этот путь. Пойти в Бельхоллу. Она слишком долго служила кардиналу и слишком тяжко заплатила за это…