Был он принципиален и неподкупен. Как и многие люди такого толка, склада ума и характера, часто впадал в немилость. И умер в бедности. Вынужден был даже продать свою коллекцию редких минералов…

Но, понятное дело, после смерти Егора Егоровича Барбот де Марни назвали «одним из самых выдающихся руководителей края». Отблеском славы моего предка стал специальный приз губернатора края, который мне вручили два года назад на Забайкальском кинофестивале в Чите. Горжусь!..

Ветвь нашей семьи – от брака Жоржа с Анной Элизабет фон Рейникен (опять-таки – «фон»). И в этой ветви тоже много коллежских советников, регистраторов, секретарей, тайных советников и гвардии полковников, есть и надворный советник, и статский советник.

В нашей ветви генеалогического древа – граф Алексей Константинович Толстой, выдающийся писатель, автор романа «Князь Серебряный», пьес «Царь Фёдор Иоаннович», «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Борис», повести «Упырь» и других произведений. «Средь шумного бала, случайно…» – этот всем известный романс тоже написан на стихи моего знаменитого родственника, они были написаны, когда на маскараде он встретил «женщину его жизни» – Софью Бахметеву…

Но более всего в нашей ветви Барбот де Марни тех, кто унаследовал от Егора Егоровича профессии, связанные с горным делом, геологией и минералогией. Был профессором минералогии, профессором горного института в Петербурге мой прадедушка, Евгений Николаевич Барбот де Марни. Бабушкина сестра, Ирина Евгеньевна, вышла замуж за Парфёнова Александра Михайловича, который был профессором в области металлургии, а их дети – моя любимая тётя Ира и дядя Александр – окончили Ленинградский горный институт.

Бабушка Тата вышла замуж за помощника своего отца, Евгения Николаевича, – горного инженера Сергея Николаевича Сенявина. Обвенчались они в Вятке (по другим сведениям – в Омутнинске), когда Сергей Николаевич находился там по роду деятельности. Бабушка любила цитировать стихи, написанные и присланные ей на день венчания её гимназическими подругами:

Причём дедушке Сергею, которого я никогда не видела, в момент женитьбы было 39 лет, а бабушке – 17. Хоть она и была старшим ребёнком в семье Барбот де Марни (кроме Таточки – её младшая сестра Ирина и братья – Павел и Юрий), но ребёнком всё-таки любимым и избалованным, поэтому Сергею Николаевичу часто приходилось непросто со своей юной женой. Но он её очень любил, был человеком добрым и мягким и терпел Таточкины, иногда жестокие, «шуточки». Например, бабушка рассказывала, как однажды, пока муж был на работе, она, изнывая от скуки, придумала, как его напугать. И подвесила на крюк «своё чучело» – кофта, юбка, чулки, набитые тряпками, ботинки. Когда муж начал оседать, увидев «висельницу», она засмеялась и выскочила из укрытия. Ужас!..

Прадедушка и дедушка подолгу жили на Урале, где были горные разработки: Омутнинский Завод, Климковский Завод – так назывались посёлки, где находились заводы в Ектеринбургской и Вятской губерниях. В Омутнинском Заводе 6 ноября 1924 года родилась моя мама.

Бабушка очень трогательно рассказывала о своей беременности. Она была абсолютно уверена, что «тяжело больна». И наивный и доверчивый муж относился к её беременности так же. Во время очередной командировки они оказались в каком-то маленьком городке под Уфой. Поселили их в домике у башкирки. И вот хозяйка приглашает своих постояльцев обедать. Муж садится за стол, а жены нет. «А где же ваша молодая?» – спрашивает хозяйка. «Она лежит, потому что тяжело болеет!» – грустно сообщает дедушка. «Чем?» – удивляется хозяйка. «Она беременна! И она ничего не ест!» – ещё печальнее отвечает Сергей Николаевич. И тогда хозяюшка, женщина простая, прямо-таки вытаскивает к столу «больную» Таточку и ставит перед ней миску со свежеиспечёнными капустными пирожками. И Таточка съедает один пирожок («Такой вкусный!» – рассказывала бабушка), потом второй, потом всю мисочку. И «выздоравливает», к великой радости мужа! И больше не болеет…

Мама с родителями жила в Ленинграде. Но во время войны их эвакуировали в Свердловскую (к тому времени) область – многие металлургические и горнообрабатывающие заводы стали работать на оборону. Мама, тогда ещё школьница, тоже работала – и ездила в переполненном трамвае на оборонный завод. Жили очень трудно. Дедушка Сергей, не старый ещё, умер от сердечного приступа и истощения. Мама рассказывала, как его хоронили под Климковским Заводом: «На телеге стоял гроб. Лошадь с трудом тянула эту телегу по промёрзшей ухабистой дороге. За гробом шли только жена и дочь…»

Когда я бываю в Екатеринбурге, я всегда низко кланяюсь земле, где похоронен мой дедушка. Так завещала мне мама. А могилы его давно уже нет…

Моя любимая тётя Ирочка – блокадница. Она родилась в Ленинграде в 41-м году. Вот она – кладезь истории рода Барбот де Марни. И я надеюсь с её помощью написать отдельную книгу.

Ирочка – очень близкий мне человек. Особенно это стало ощутимо сейчас, когда мы с ней и чувствуем себя в этом мире, и смотрим на мир во многом одинаково.

Жаль, что мы живём в разных городах. Конечно, в телефонных разговорах можно и поделиться тем, что мучает, и попросить совета, и дать совет, и поддержать. Но живое общение – не сравнимо ни с чем. Хотя… Голос родной души очень помогает мне в этой жизни.

Потомки Жоржа Барбот де Марни разбросаны по всему земному шару. Есть наши родственники и в Швейцарии, и во Франции, и в Риге, и в Таллине, и в Алма-Ате. Несколько лет назад мы решили собраться – кто сможет, конечно. И познакомились наконец. И теперь хоть и нечасто, но пишем друг другу, звоним, иногда встречаемся. Как важно даже просто знать, что есть на земле твои родственники и они иногда вспоминают о тебе. А может, и молятся за тебя и твоих детей. И как здорово, когда, оказавшись в чужой стране, ты набираешь номер телефона и слышишь знакомый голос, который радуется твоему звонку…

Есть в моём роду бабушки Кулибины. Так что я связана по крови и с изобретателем паровой машины, и часов, и много чего ещё – Иваном Кулибиным!..

Ну а теперь о фамилии Варлей. И о родословной по этой линии…

В детстве как-то даже в голову не приходило интересоваться происхождением фамилии Варлей. Да и детство у меня было и трудовым, и творческим. А когда такой вопрос возник, мне была озвучена такая версия: век назад из Англии, из Уэльса, приехал в Россию богатый конезаводчик, в его конюшне среди прочих работников были два жокея – братья Варлей. Они женились на русских девушках, обрусели, и с тех пор есть две ветви Варлеев. Этой версии мы и придерживались долгое время, и когда в девяностых журналистов стали интересовать темы происхождения фамилий и родословные, и отец, и я всегда рассказывали эту уже известную историю.

Потом всё тот же Миша Катин-Ярцев принёс мне родословную Варлей, и на деле всё оказалось совершенно иным. И стало понятно, что отец, большую часть своей жизни находившийся на высоких руководящих постах, будучи убеждённым коммунистом, просто не мог бы рассказывать реальную историю происхождения фамилии, даже если ему и была доподлинно известна родословная Варлей.