Ожесточённо работая локтями и не гнушаясь пинком, знахарка целенаправленно прокладывала дорогу в водовороте: бездушном, бессмысленном, вонючем. Небо застил дым, к земле редея и мешаясь с густым запахом пота да тонким, липким — страха.

— Дура! — крикнули вслед, когда знахарка шмыгнула в улочку. Может, и дура — Боги рассудят.

Непривычно пусто было на улице Ремесленников, только скулила где-то позабытая на цепи собака да тоненько плакал в доме ребёнок. Не все сумели покинуть опасное место, а кто пожалел добро.

Алессу привлёк звон и грохот, и тревога пополам с любопытством одержали верх. Переступила порог и ахнула: в посудной лавке Гордия вовсю орудовал медведь. Сам хозяин созерцал потолок остекленевшим взглядом, широко раскинув руки. Его пояс вместе с тяжёлым кошелем был теперь на звере. Знахарка узнала ряженого, что катал в карете Зимушку и Весну, разбрасывая гулякам леденцы и баранки.

— Игнат?!

Горшечник стащил медвежью голову, и окинул знахарку непривычным, по-медвежьи тяжёлым взглядом. Кто пришёл в мой малинник? Сердце захолонуло, и Алесса на негнущихся ногах попятилась. Вот порожек миновала…

Она не ожидала такой прыти от мужчины, привычного к размеренной, неторопливой работе. И силы. С размаху приложив затылком о бревенчатую стену — так, что клацнули зубы, а из груди выбило дух — сжал её горло пальцами в когтистой перчатке. Игнат душил молча, будто не видя, кого. Только на щеках ходили желваки. В глазах у знахарки стремительно темнело. Она уже не брыкалась, а бестолково болтала ногами, когда внезапно хватка ослабла, и Алесса кулем шлёпнулась в снег, беспомощно глотая воздух горящим горлом. Но состояние Игната было ещё плачевнее — с метательной звездой в затылке не живут.

— Стервь! — гномка Сатина презрительно цыкнула, поворотила козла и дальше отправилась вершить справедливость.

Немного времени надо оборотню, чтобы восстановить силы физические, душевный покой устаканивался чуть дольше. Теперь она двигалась со всевозможной осторожностью: короткими перебежками, замирая и озираясь. Судя по вскрикам и звону, не только Игнат покусился на чужое, но Алесса обходила беду стороной. Если Феодора ушла, то и ей придётся ворошить чужое добро, безжалостно рассыпая по полу и топча ненужные сейчас, но с таким трудом собранные травы. Боги рассудят…

Окна орочьей избушки были целы и слепы, однако, пантера чуяла, что дома кто-то есть. Подошла к крыльцу, и из-под него раздался детский плач, казалось, рвущий душу. Знахарка попятилась, когда на неё уставились два апельсиновых глаза с вертикальными зрачками. Маленький шушель выбрался и сел на ступеньку, лапкой намывая мордочку. Был он похож на седого котёнка с огромными ушами и длинным крысиным хвостом с кисточкой на конце. Шушель заплакал вновь, демонстрируя непомерно широкую пасть, усаженную игольчатыми клыками. «Покойника оплакивает», — Алесса похолодела.

— Пшшёл! — она безбоязненно пнула тварь, и тот мстительно захныкал уже в саду возле яблони-кумачёвки.

Девушка зашла в незапертую дверь… и едва увернулась от кочерги и лопаты одновременно.

— Спятили?!

— Алесса?!! — женщины опустили орудия убиения невинных оборотней. Лицо Рениты в темноте казалось голубым, а Ксандрины глаза мерцали гнилушками. Птичница первой взяла себя в руки.

— Алесса, что происходит в городе? Напали? Война?

— Где дети? — перебила знахарка, обращаясь к дриаде.

— С Раддой в спаль… Алесса!

Чёрный волосы стегнули воздух будто плетью. Девушка метнулась в спальню, но на пороге замерла, смущаясь собственного порыва. Радда, сидя на кровати, укачивала спящего Раина, рядом с ней в обнимку с Мурчаной свернулась Ира. Маленькая некромантка неодобрительно прижала палец к губам.

— Я всё знаю. И верю им так же, как и тебе, — спокойно сказала дриада. Ренита горько усмехнулась.

— В городе идут бои. Это долго объяснять, но… На Северинг напали, и на улицу лучше не выходить — вас с детьми задавят.

— Массовая паника порождает инстинкты стада, — заученно произнесла Ренита. Знахарка кивнула и внезапно подняла палец, к чему-то прислушиваясь. Из-под земли нарастал грохот, будто сказочный великан бросал камни со скалы. Мгновеньем спустя все трое едва не попадали на пол: дом заходил ходуном. Стучали, будто зубы, тарелки в шкафу, отчаянно дребезжала хрупкая стеклянная посуда, со стола упала кружка Иры и разлетелась вдребезги, причём, осколки продолжали выплясывать уже на полу.

Всех троих посетила общая идея: землетрясение, непонятно с чего начавшееся. В округе были только беззлобные, щедрые на известняк холмы. Ксандра кинулась к детям, чтобы вытащить их на улицу, но Алесса ловко прижала её к стене.

— Это Магия…

С полминуты трясло немилосердно, затем земля успокоилась, оставив попытки отправить в Бездну докучливых двуногих.

— Кажется, всё, — Ренита, шумно переведя дыхание, выпустила дочь из объятий. Та, напротив, прижала младшеньких ещё крепче. В доме стояла тишина, которую слушали все.

— Где хлопнуло? — вскинулась Ксана, вертя головой: пол, стены, потолок, Алесса. Та дёрнула плечом.

— Это в саду.

— Я… пойду посмотрю.

Знахарка кивнула. Из троих взрослых дриада — наименее уязвимое существо, боящееся только огня и не чувствующее боли. А что с неё взять, деревяшка и есть!

Ира, решив подсобить матери, сунула той в руки увесистую палицу — подарок дяди Аррвилля. Сейчас её утолщённый конец украшали два десятка гвоздей со сбитыми шляпками. Храбрая мамаша перемигнулась с дочкой и, воинственно шмыгнув носом, отправилась на разведку. Они слышали, как осторожно скрипнула входная дверь, и воцарилась тишина, изредка прерываемая сдержанными вздохами.

Треск. Короткий отчаянный вскрик.

— Молча сидите, — Алесса зловеще полыхнула глазами. Она встала за дверь, как в те светлые времена, когда можно было подшучивать над Виллем, смеяться и обижаться. Сперва хотела взять кочергу, но передумала. Симка. Ксана. Вилль? Девушка ощерилась ровно кошка, стерегущая новорожденное потомство. Плешивая человечья шавка сунула нос в её дом под крылечком.

Сперва она услышала запах, как если бы в цветущий розовый куст бросили дохлую кошку. Запах изменённой Магии, ставшей колдовством. Парень, озираясь, зашёл в дом; возле его правой щеки плыл оранжевый светлячок. Почти ровесник Вилля, и такой же светловолосый. Такой… уязвимый. Некрасивый, правда, ну так не с лица ж мясо грызть? Маг сжимал длинный обоюдоострый нож со странной гравировкой, и было видно, что не для красы носит оружие. Что ж, когти против стали — всё как на охоте.

Хищница медлить не стала. Прыгнула тут же, сомкнув клыки на тёплом горле, полосуя плечи со звериным наслаждением, которого она сознательно лишала себя всю жизнь. Правую часть живота пронзила резкая боль, но ей было плевать. Алесса мимоходом отметила — печень — и сильнее сжала челюсти.

Стражники, южане и орки, разделившись на группы, гоняли уцелевших магов по городу. Первые — с металлическим привкусом победы в саднящем горле, вторые — с молчаливой мстительной яростью, третьи — с неумолкающим «банзаем» на устах. Либры-то, может, колдунишки и попрятали, но чудную одежду и выражение лиц им скрыть не удалось. Правда, в дымке разглядеть это можно было только вблизи, что давало магам некоторое преимущество. Амулеты, судя по слабеньким хлопкам заклятий, почти выдохлись, и теперь колдуны рвались к стене. Там их ждали добровольцы, взявшие город в живое кольцо и получившие единственный приказ — никого не выпускать. Позже будет проверка на знакомство: кто с кем друг или родич, кто с кем торговал. Стражники надеялись таким образом вычислить липовых купцов до приезда настоящих магов.