Также было принято решение без колебаний привлекать сотрудников комитетов к предусмотренной законодательством ответственности, в том числе в порядке военного положения или положения чрезвычайной охраны, установить цензурный контроль за распространяемыми ЦВПК и его рабочей группой агитационными и прочими политическими заявлениями. 27 июля Николай II написал на особом журнале Совмина: «Одобряю и требую, чтобы намеченные здесь мероприятия не остались мертвою буквою». В развитие принятых по ЦВПК решений министр юстиции А. А. Хвостов 5 июля 1916 г. выпустил циркуляр, в котором требовал от чинов прокурорского надзора отбросить сомнения и колебания в вопросе привлечения к ответственности членов и сотрудников военно-промышленных комитетов, которые пытались обосновать свою неприкосновенность якобы работой на оборону страны. Он признал наличие «крупных злоупотреблений или незакономерных выступлений комитетов», но рекомендовал относить на рассмотрение высшей власти лишь наиболее масштабные из них, решая все остальные в рабочем порядке[1206]. Но вплоть до ареста рабочей группы ЦВПК в январе 1917 г. все сделанные распоряжения и пожелания так и оставались на бумаге.

Директор департамента полиции решился на крайнюю меру. Член совета министра внутренних дел статский советник С. Н. Палеолог вспоминал: «Летом 1916 года Е. К. Климович, будучи директором д-та полиции, представил правительству доклад о тогдашнем положении России. Он наметил ряд твердых и решительных мер, дабы предупредить подготовлявшуюся революцию. Вывод из столиц революционно настроенных запасных частей, замена их дисциплинированными полками кавалерии с крепким офицерским составом, арест «головки» революционного штаба в Москве, прогрессивного думского блока в Петербурге, и проч., и проч. Доклад Е. К. Климовича заканчивался предупреждением, что если эти меры немедленно не будут приведены в исполнение, то близок день, когда все правительство будет арестовано… Доклад Е. К. я читал в августе 1916 года собственными глазами»[1207]. Подлинный текст данного документа не найден. Однако, анализируя текст переписки с Щегловитовым о методах борьбы с рабочей группой ЦВПК и обзор деятельности общественных организаций, приведенный С. Н. Палеологом, доклад вполне укладывается в общую канву действий и намерений директора департамента полиции.

Натолкнувшись даже внутри МВД на стену противодействия своим инициативам, в первые дни июля 1916 г. Климович подал Штюрмеру заявление об отставке[1208]. Однако через два дня, 7 июля, Штюрмер был снят с поста министра внутренних дел и назначен министром иностранных дел, сохраняя пост главы правительства. А министром внутренних дел стал министр юстиции А. А. Хвостов, испытывавший теплую симпатию к Климовичу и поддержавший его в вопросе борьбы с ВПК. Штюрмер несколько раз пытался принудить нового министра принять отставку: «А. А. Хвостов, которому я напомнил о необходимости дать движение этой просьбе генерала Климовича, просил меня не торопить его принятием такого решения, так как он желает ознакомиться с деятельностью департамента полиции по докладам самого Климовича и лично убедиться в невозможности для сего последнего продолжать службу по министерству внутренних дел. Через неделю на вторичное заявление мое по тому же предмету АА. Хвостов сказал мне, что он на некоторое время еще отложил свое окончательное по сему предмету решение»[1209]. Благодаря этому Евгений Константинович продолжил работу, а конфликт с главой правительства только усилился.

Намеченные Белецким реформы в контрразведке также не были оставлены без внимания Климовичем. К тому же надо было институционализовать работу жандармских управлений в этом направлении. О ее масштабах можно судить по тому факту, что на момент вступления Е. К. Климовича в должность директора департамента полиции 52 из 127 переписок, которые велись всеми жандармскими управлениями, были посвящены борьбе со шпионажем[1210]. Это больше 40 % всей работы жандармерии. Сложность состояла в том, что ранее благосклонный Алексеев весной 1916 г. в частных беседах резко негативно отзывался о работе жандармерии на этом направлении[1211]. Поднимать вопрос напрямую в масштабах всей армии было несвоевременно. Нельзя исключить, что это было результатом работы Рузского и близких ему людей из командования Северного фронта, настраивавших Алексеева против политического сыска. Так, начальник штаба армий Северного фронта генерал-майор Н. Н. Сиверс 5 апреля 1916 г. в письме Алексееву прямо называл предложения Белецкого вредными и якобы уничтожающими права военного начальства[1212].

5 марта Климович на правах товарища министра направил губернаторам и градоначальникам секретный циркуляр, в котором требовал, «чтобы в случае поступления к Вам или к подведомственным Вам органам полицейской власти требований военных властей о высылке тех или иных лиц в порядке п. 17 ст. 19 Правил военного положения, переписки о таких лицах незамедлительно препровождались в департамент полиции для расследования их в порядке, указанном в ст. 34 Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»[1213]. Таким образом, он решил проверять по возможности каждый случай высылки, что доставило бы военным массу неприятностей и значительно сбило бы волну репрессий.

Весной – летом 1916 г. Климович издал серию циркуляров на имя губернаторов, градоначальников, начальников жандармских управлений и охранных отделений: 27 марта № 103208 – об усилении борьбы с германским шпионажем[1214], 29 апреля № 104828 – о наблюдении за малолетними шпионами[1215], а также от 8 июня – о розыске шпионов из подростков[1216].

С конца 1915‐го и в 1916 г. наметилась тенденция к отказу в командировании в армейские структуры жандармских офицеров, а также в целом к выводу жандармов из подчинения армии. 5 октября 1915 г. в письме начальнику военных сообщений Западного фронта временно командующий ОКЖ заявил, что не обязан предоставлять железнодорожную жандармерию военному начальству даже в прифронтовой зоне и что интересы внутренней безопасности в империи требуют полного подчинения ЖПУЖД исключительно руководству ОКЖ[1217].