«Теперь не достанете!» – со злостью подумал я, бросая самолет со скольжением в сторону. Дать бы сейчас полный газ обоим моторам и проскочить побыстрее над конвоем… Но то, что единственно верно днем, в ночных условиях может привести к непоправимому – длинное пламя выхлопа, прекрасно видное издалека, поможет врагу точно навести свои зенитные автоматы. Левая рука тут же немного прибирает обороты, и несколько секунд спустя мой самолет оказывается по другую сторону конвоя.

Но враг не думает отпускать меня просто так, и в какую сторону я бы ни бросил свою машину, вырываясь из-под огня, трассеры тут же следуют вдогонку, а чтобы поднырнуть под них и уйти невредимым, приходится опускаться все ниже и ниже. Уже становятся различимыми брызги морской воды, разбрасываемые в стороны потоком воздуха за винтами… Осталось всего пять метров высоты… Пять метров!!! А пунктирные нити трассеров, хоть и изрядно поредевшие, все-таки подбираются ко мне справа… Набирать высоту никак нельзя – над головой тоже проносятся огненные штрихи, прижимая к морю… Еще мгновение, и…

Внезапно все стихло, и мелькавшие уже совсем рядом смертоносные светлячки почти моментально потухли. Мысленно отсчитывавший последние мгновения своей жизни, я даже не сразу осознал это, а когда все-таки понял, что остался жив, в изнеможении откинулся на спинку кресла. Но сил, чтобы порадоваться своему спасению, не оставалось. Словно находясь в оцепенении, я слегка потянул штурвал на себя.

– Идем домой. – Мой голос прозвучал как никогда слабо и неестественно.

Отчаянная борьба за жизнь, без остатка опустошившая меня, стерла грань между реальностью и сном, погрузив мое сознание в некое пограничное состояние, из которого я, словно находясь в полузабытьи, управлял самолетом. Радостный возглас стрелка-радиста, возвещавший об успешном попадании в цель, так и не был услышан мной.

Вернулись мы домой выжатые как лимоны. Помню, после приземления я еще довольно долго оставался в кабине, не имея ни сил, ни желания выбраться оттуда. Так закончился вылет, который я безо всякого преувеличения могу назвать самым тяжелым за всю свою летную жизнь…

Воспоминания об этом дне никак не хотят отпускать меня до сих пор. Признаюсь честно, я рад был бы полностью забыть о событиях 30 октября, но увы… Вновь и вновь мне приходится идти в этот злосчастный второй заход… и каждый раз просыпаться в холодном поту, сжимая в руках одеяло. И хотя с тех пор прошло уже почти семьдесят лет, боль этих мгновений с ничуть не меньшей силой разрывает мое сердце…

Боевые награды Великой Отечественной в наши дни, увы, стали объектом коллекционирования, а значит, приобрели цену, выраженную в финансовом эквиваленте. Сегодня их без особых затруднений можно приобрести почти в любом антикварном магазине или даже на рынке. Когда видишь эти осколки памяти минувшей войны, разложенные рядами на выцветшей красной материи, сердце пронзает мучительная боль, а разум невольно задается вопросом: «Насколько же должно деградировать сознание потомков, чтобы они без зазрения совести, словно ненужный хлам, вынесли на продажу ордена и медали своих отцов и дедов?» Ведь всего несколько десятилетий назад их цена измерялась совсем в других единицах…

…Да и за неподобающее обращение с ними можно было легко «схлопотать по шапке». Именно на этом погорел наш заместитель командира по строевой части, в обязанности которого входило отправлять на хранение в соответствующее ведомство штаба флотской авиации награды не возвратившихся из боевых полетов членов экипажей торпедоносцев.

Не знаю точно, зачем, может, перед женщинами пофорсить, а может, каким-то знакомым пыль в глаза пустить, нацепил наш «строевик» на свою грудь несколько таких орденов и в Ленинград поехал, благо недалеко было, полк наш тогда еще в Каменке стоял. Выпил где-то и надо же – на патруль наскочил. Ему бы потише быть, а он права начал качать: «Я герой-летчик! А вы кто такие?» В общем, проводили дебошира в комендатуру и позвонили оттуда Борзову. Иван Иванович тут же приказал отдать своего заместителя под трибунал. Штрафбат и скорая смерть в боях – таким был трагический, но вполне закономерный финал этой истории…

Мои первые боевые награды. Ноябрь 1943 г.

Моими первыми наградами стали орден Боевого Красного Знамени и медаль «За оборону Ленинграда», которые мне вручили в конце 43-го года. По существовавшему на тот момент положению о награждении личного состава «боевик», так в разговорной речи мы называли вышеупомянутый орден, полагался за успешное выполнение тридцати боевых заданий, и в нашей среде считалось, что получивший его имеет весьма неплохие шансы продержаться как минимум еще столько же. Между прочим, медаль «За оборону Ленинграда» пользовалась в Северной столице большим уважением. Любой, носивший ее на своей груди, неизменно притягивал к себе восхищенные взгляды горожан.

Конечно, я очень гордился тем, что меня сочли достойным столь высоких наград. На первых порах даже не верил в реальность произошедшего, поэтому нет-нет да и похлопывал себя по левой стороне груди, чтобы лишний раз почувствовать их под шинелью, а снимая ее, например, при входе в клуб, не мог отказать себе в удовольствии скосить глаза влево-вниз.

Помню, очень хотелось побыстрее отправить своим родным письмо, поделившись с ними столь приятными новостями. «Вот ведь порадуются!» – весело стучало сердце. И я уже было взял в руки листок бумаги… Как вдруг перед глазами встала изможденная тяжелой трудармейской работой исхудавшая фигура отца – бледная тень исполненного жизненной силы деревенского мужика, знакомого мне по раннему детству. «Он хоть и в тылу, а ведь еще поболее моего горя изведал, – подумал я и, не желая выглядеть хвастуном, так и не смог ничего написать домой. – Расскажу о своих наградах только после первого отправленного мною на дно врага». Сделать это мне довелось спустя почти полгода…

После вручения второго ордена Красного Знамени. Февраль 1944 г.

Следующие месяцы фронтовая судьба явно благоволила ко мне, позволив не только остаться в живых, но и одержать ряд побед, за которые я получил еще два «боевика». В конце июля 44-го в штабе полка оформили представление о присвоении мне звания Героя Советского Союза, но тогда что-то не срослось, и где-то наверху его благополучно завернули. Удачно сложившееся для меня 13 августа дало Борзову повод еще раз походатайствовать за меня и моего штурмана Ивана Бабанова. А пока в высоких штабах вновь решался мой вопрос, в середине октября мне вручили четвертый орден Боевого Красного Знамени…

Утром 6 ноября я возвращался с очередного задания. Сейчас уже совершенно не помню, была ли это минная постановка, бомбежка или что-либо другое. Одним словом, самый заурядный полет в достаточно средних погодных условиях. Небольшая морось в районе аэродрома немного усложняла посадку, но не более того.