Нарцисс ничего не ответил, так что в комнате воцарилось напряжённое молчание. Но потом советник прокашлялся и заговорил:

– Как ты сам сказал, у тебя нет никаких доказательств, способных подтвердить эти твои дикие выдумки.

– Я их получу, как только Септимия подвергнут допросу. Он был твоим посредником. Он знает всё, что тебе известно об Освободителях. Он даже был более чем посредником, он был твоей правой рукой.

Нарцисс улыбнулся:

– Дело-то в том, что он даже больше, чем всё это, Катон. Септимий – мой сын. Неужели ты и впрямь думаешь, что он способен меня предать? Именно поэтому я и давал ему все эти задания. Я во всём и всегда могу на него положиться, это самое малое.

– Твой сын? – Это заявление захватило Катона врасплох. Потом он подумал и кивнул: – Да, разумно. Но ведь и сын может продать собственного отца, если пустить в ход нужные средства… убеждения. Я бы не стал полагаться на то, что Септимий будет держать язык за зубами.

– Тогда тебе также не следует полагаться на то, что его непременно удастся взять живьём, чтобы допросить. Либо он успеет покончить с собой, либо можно будет устроить так, чтобы это с ним проделал кто-то другой.

У Катона от отвращения даже желудок забурчал.

– У тебя не хватит смелости…

– Хватит. Неужто ты полагаешь, что человек с моим прошлым смог бы достичь всего, что я нынче имею, не поправ и не похерив все и любые принципы и соображения за исключением собственного интереса? Ну?

Катон на мгновение утратил самообладание и даже изменился в лице:

– Да ты не человек, ты настоящее чудовище, клянусь богами!

Нарцисс лишь покачал головой:

– Я – слуга императора, которому полагается любой ценой охранять его жизнь и его трон. Вот и всё.

Воцарилось короткое молчание, потом императорский советник продолжил:

– Я понимаю, вы будете меня презирать за то, что я вам сейчас скажу.

– Нет, – ответил Макрон. – Мы тебя и без того презираем.

Нарцисс метнул в него ледяной взгляд.

– Пусть будет так, однако вам следует понять, какие ставки на кону, прежде чем осуждать меня. Я – это преграда, я – это всё, что стоит между порядком в империи и хаосом. Такова суть нашего мира, его природа. И в нём нет места всем этим высоким принципам и ценностям, которые вы, солдаты, считаете столь важными. – Он ядовито усмехнулся. – Думаю, вам лучше вернуться в армию. Ваши высокие понятия о морали и нравственности слишком опасны для вас же самих, пока вы в Риме. К тому же они угрожают тому, за что я сражаюсь…

Катон прикрыл глаза и попытался унять жёлчь, так и бурлившую у него в кишках. А когда снова их открыл, то не стал встречаться взглядами с Нарциссом, а повернулся к Макрону:

– Кажется, мне было гораздо лучше, когда я вымазался по уши в дерьме в Большой Клоаке. Во всяком случае, тогда я чувствовал себя гораздо более чистым. Но он прав, Макрон. Нам нужно сваливать отсюда. Убраться подальше от Рима. Вернуться в армию.

Его друг кивнул и поднялся на ноги:

– Я тебе давно уже это говорил. Пошли.

Катон тоже встал и в последний раз посмотрел на Нарцисса:

– Ты озаботишься, чтобы мы получили причитающиеся нам командные должности. Сделаешь, что нужно, и тогда мы никому ни словом не обмолвимся о том, что знаем. Никому.

– Договорились, – согласно кивнул Нарцисс. – А поскольку вы так страстно этого желаете, я буду счастлив устроить так, чтобы вас направили обратно… в Британию. Уверен, что туземцы будет крайне рады вашему возвращению.

– Это меня устраивает, – ответил Катон, быстро посмотрев на Макрона, и затем первым вышел из кабинета императорского советника. Всем этим он уже был сыт по горло, до тошноты. Оба молчали, пока не выбрались за пределы дворца и не вышли на переполненную народом Священную дорогу, пересекавшую центр Рима.

– Как думаешь, он сдержит слово? – спросил Макрон.

– Сдержит. Это и ему на пользу – как можно скорее убрать нас отсюда. Потом у него не будет времени уделять нам внимание. Он будет слишком занят разбирательствами с Палласом. – Катон минуту подумал. – Не уверен, что он долго продержится. Убьют его. Он наконец повстречал вполне достойного противника.

– Ну и ладно, и мы от него избавимся.

Катон посмотрел на друга и грустно рассмеялся:

– Нарцисс падёт, Паллас поднимется, и всё останется, как раньше. Вот так оно и будет.

– Ну и что? К тому времени мы будем далеко отсюда. Вернёмся туда, где нам и следует быть.

– В Британии?

– А почему бы и нет? Именно там сейчас идёт драка, там самые лучшие битвы. – Макрон хлопнул в ладоши в предвкушении грядущих схваток. – Сам подумай, приятель. Битвы, которые надо выиграть, трофеи, которые надо захватить, и далеко-далеко от скользких рептилий вроде Нарцисса. И у нас ещё останутся те денежки, которые выдал нам Синий. Что может быть лучше?

Катон остановился и посмотрел на друга:

– Ты хочешь оставить их себе?

– Конечно! Мы их заработали, не так ли? И ты, и я.

Катон подумал.

– Если кто-нибудь узнает, что мы оставили себе это серебро, нам грозят крупные неприятности.

– А разве остался кто живой, кто может про это рассказать? – Макрон улыбнулся. – Синий мёртв, Гета тоже.

– А Тигеллин?

– Он, конечно, может знать про это. Но если он начнёт болтать, это лишь докажет, что он знал об Освободителях гораздо больше, чем пока что рассказал. Нет, он будет держать рот на замке. – Макрон просительно посмотрел на Катона: – Кончай, парень. В конце концов, после того, через что нам с тобой пришлось пройти, это будет только справедливо. Так что Клавдий прекрасно обойдётся без этой горсти серебра.

– Горсти? – Катон некоторое время обдумывал решение друга, но потом в его памяти всплыли жуткие махинации Нарцисса, и он утвердительно кивнул: – И в самом деле, почему бы и нет?

– Вот и отлично! – Макрон облегчённо улыбнулся и хлопнул друга по плечу. – Я знал, что ты разумный малый!

– Разум тут ни при чём, – спокойно сказал Катон.

Они дошли до улицы, ведущей к лагерю преторианцев, и остановились. Поскольку их настоящие имена были теперь всем известны, им отвели жильё в помещении штаба, хотя остальные командиры обращались с ними холодно и только по формальным вопросам.

– Ты иди вперёд, – сказал Катон. – Мне ещё надо кое-что сделать.

Макрон ответил кривой улыбкой, не то заботливой, не то нервной.

– Значит, она вернулась в Рим, – предположил он.

– Я узнал это нынче утром. – Катон почувствовал, как в душе поднимается волна страха в предчувствии встречи с Юлией. Прошло больше года с тех пор, как они виделись в последний раз. За это время они лишь обменялись несколькими письмами. Хотя в её словах была сплошная нежность и они очень ободряли Катона, он опасался, что это не гарантия того, что её сердце по-прежнему принадлежит ему. – Я решил, что постараюсь увидеться с нею, как только мы покончим с разговорами с Нарциссом.