беспечности и того, что сделала или, если уж на то пошло, чего не сделала.

– Что так? – повеселел Гидеон. – Боишься, что если он узнает, что ты меня спасла, то решит, будто он тебе нравится?

– Нет, конечно же. Мне никто не нравится и, самое главное, я тебя не спасала. Просто ошиблась, а ты ускользнул. Больше, – подчеркнуто предостерегла она Гидеона, – этого не повторится.

– Идет, – снисходительно произнес Гидеон и еле заметно подмигнул.

– Но ты за Нико приглядывай, – добавила Париса. – Он же такой дурачок.

– Oui, très vrai [40], – согласился Гидеон.

Они обменялись вежливыми улыбками, совсем как бойцы на ринге перед началом раунда.

– Bonne chance, – пожелала Париса. – Ne meurs pas.

«Удачи. Не умирай».

– Я передам Нико, что ты так сказала, – ответил Гидеон, а она проснулась, и уже через несколько часов очередной этап ее жизни, длиной в два года, завершился.

Париса не знала, будет ли тосковать по этому времени. Ностальгия никогда ей не нравилась. Лучше двигаться дальше, вперед.

Как раз в этот момент в кафе вошли.

Услышав знакомую тихую поступь, Париса подняла взгляд. Вошедший уже сидел напротив нее.

– Привет, – сказала она.

Далтон вальяжно устроился на стуле, закинув ногу на ногу.

– Как же это меня вымотало.

За последний месяц его мысли полностью изменились: лишенные порядка, они напоминали разросшийся сад, из которого во все стороны лезет трава и ползучие стебли. Изменился его почерк. Изменился голос. Стали другими манеры. Скрывать все это от окружающих было для него настоящим подвигом сродни подвигу Геракла. И если бы эти самые окружающие не были так увлечены собственными жизнями, кто-нибудь из них обязательно заметил бы в Далтоне перемены. Но, к счастью, нарциссизм – самая надежная черта людского характера, она всегда застит взор: будущие выпускники зациклились каждый на своих бедах с разной степенью увлеченности, однако в нынешних условиях эта их степень оказалась намного выше чьей бы то ни было и ослепила их.

– Зато теперь все закончилось, – прагматично заметила Париса и потянулась за чашкой. – Атлас сказал что-нибудь?

А знает ли он вообще? Париса в последнее время задумывалась, что ему вообще известно. Возможно, он совершил несколько критических ошибок, в том числе недооценив ее?

Однако это было… не в его духе. Парису не покидало чувство, что она все еще участвует в каком-то чужом плане. Что она – все еще деталь механизма, шестеренка или некий агрегат в большой схеме, увидеть которую пока не в силах. Или же она по глупости прониклась к Атласу симпатией.

– Нет, – скучающим тоном ответил Далтон. – Да и что бы он сказал? Исследование я закончил. Хочет – пусть дальше ведет свои мелкие игры. – Он обернулся и посмотрел на женщину с фальшивым ребенком в коляске, что прогуливалась во дворике. – Всегда хотел завести ребенка.

– А? – отозвалась Париса, которая, увлекшись размышлениям об Атласе, не заметила, за чем так пристально следит Далтон. – Ты серьезно? Ребенка завести? – сдерживая смех, уточнила она.

– Да. И нет, – улыбнулся он. Это была новая улыбка, шаловливая и немного проницательная. Парисе она очень понравилась. – Просто наслаждаюсь жизнью, вот и все.

Она подумала о детском воспоминании Далтона – о том, как увял оживленный им росточек, просто потому, что жизнь так устроена. Ведь всякая жизнь конечна. Париса стала замечать за Далтоном эту странную, граничащую с паранойей зацикленность на смерти. Будто ему отчаянно хотелось прожить как можно дольше.

Наблюдение было совсем свежим, ведь за прежним Далтоном такой одержимости не водилось. Оказалось, что характер неполного Далтона, у Далтона без амбиций, без четко определенного будущего, тоже был неполный, лишенный нюансов. Грез. Желаний. Страхов.

Париса сначала решила, что нашла родственную душу, но потом поняла, насколько другой в представлении Далтона чистый лист.

– Никогда не видела себя в роли матери. – Париса вспомнила, как голову Рэйны наводняли голоса растений, льнувших к ней, точно дети. Кстати, о противоестественных матерях… – Вряд ли я способна на самоотверженность.

– Мне кажется, обзаводиться потомством – само по себе эгоистично, – заметил Далтон, теряя интерес к теме. Он посмотрел на Парису так, будто очень хотел что-то сообщить. Швы в его сознании пока не зарубцевались: оно, подобно монстру Франкенштейна, состояло из кусочков, сшитых внахлест, но кое-где еще оставались прорехи. Разум Далтона напоминал криво сросшуюся кость. – Приводить кого-то насильно в этот мир, не спросив согласия, это эгоизм в чистом виде.

Париса хихикнула, не отнимая чашки от губ.

– Точно. Но ты все равно хотел бы этого?

– Я не говорил, что я не эгоист. – Далтон мило улыбнулся, напомнив ей Гидеона. Она бы и пожалела о том, что соврала, учитывая, как Гидеон боялся мамаши, но в правде Париса не увидела выгоды. (И потом, если у кого-то проблемы с мамочкой, так просто они не решатся. Если решатся вообще. Вон, на Каллума посмотрите.)

– Ну и, – спросил Далтон, – чем займешься?

– Думала, не копнуть ли под Форум? Посмотреть, что у них за цели, кто они такие на самом деле. Есть подозрение, что они готовятся к столкновению с врагом.

«Который довольно неплохо выглядит», – подумала Париса, скрестив под столом обутые в новые «лабутены» ноги.

– Звучит неплохо. – Далтон нервно подергал пяткой. – А что с физиками?

Париса ответила не сразу:

– При чем тут они?

– Они мне нужны. Где там, говоришь, вторая?

Париса опустила чашку на стол.

– У них есть имена.

– Ну да, Варона и Роудс. – Далтон снова изобразил ободряющую улыбку. – И та, третья, тоже. Батарейка. Она нам пригодится.

Париса открыла было рот, но потом снова решила не торопиться с ответом.

– Ты что, собираешься обогнать Атласа в его же исследовании? – спросила она наконец.

– Это мое исследование.

– Верно. – И правда, так честнее. – Я просто думала, что тебе неинтересно создавать новый мир.

– Речь не о том, чтобы создать совершенно новый мир, – быстро, с легким налетом раздражения проговорил Далтон, как будто последние десять лет потратил на то, чтобы доказать бредовость этой идеи. Вполне возможно, так оно и было. – Суть в том, чтобы найти дорогу в тот, который уже есть. Открыть дверь в другой мир. Во множество других миров. Во все их множество. Хотя, в некотором смысле, это и означает создать новую вселенную. – Слова слетали с его губ с пулеметной скоростью, толкаясь и налетая друг на друга. В последнее время эта торопливая, разгоряченная манера речи стала для Далтона нормой.

– И это то, что тебе нужно? – спросила Париса. – Дверь?

Далтон улыбнулся в пустоту и взял Парису за руку.

– Мне нужно все, – сказал он. – А тебе?

«Хм, – подумала она, – тревожный звоночек».

Париса уловила некое скрытое, опасное настроение: в Далтоне