Призрачный голос одобрительно промолчал.

Было бы неплохо связать маневры атакующих, промчавшись над самым краем гравитационной бездны, но этот трюк был даже для меня чересчур: ни о какой точности при расчетах нагрузок речи не шло: я сожгу аналитические модули ВИ за первые несколько мгновений полета там.

Опять же, сшибет с курса потоком материи — я даже «Mein Gott» пискнуть не успею.

До цели оставалось ужас как мало, но на наш след слетались и слетались новые аборигены.

— Группа Предвестий. Левый борт, угол семьдесят.

Дональд выпустил навстречу новоприбывшим что-то быстрое и яркое, но твари уже расходились, и, что бы сейчас ни взорвалось, оно посечет одного-двоих, а остальные… Остальные были неприятно быстры.

«Продолжай навязывать им скорость».

Продолжаю, Кацуко-сан. У нас троих даже с одновременно развернутым РПТ маловато шансов в таком бою, да еще и при ограничении маневра чертовой бездной. Я кусала губу и просчитывала маневры.

Не пойдет, не пойдет, не пойдет… И это — тоже не пойдет.

Режим продвинутой тактики — это искусство невозможного, а как насчет совсем-совсем невозможного? Как насчет такого варианта, господин Аустерман?

— Еще одна группа. Встречный курс, угол семьдесят три.

Можно увернуться и подставить их гравитационной аномалии.

«Можно, Алекса. Но если они успеют откорректировать курс? Ты получишь энергетические заряды под двигательные пилоны».

А они ведь успеют, согласилась я. Эх, Валерия-Валерия. Нам тебя очень-очень не хватает.

— Есть мысль. Опускайтесь ниже.

Олег?! Штурман-зазеркалец тяжело дышал, а его «Танатофор» поднимался над курсом, забирая все круче вверх, ускоряясь за счет горящих щитов. «Восемь тысяч g», — подсказала заботливо подсвеченная надпись в поле моего зрения. «Хана его десантникам», — поняла я.

— Дюпон, ушлепок, держи строй!

— Не кипятись, Алекса, у нас с тобой все равно бы ничего не получилось.

Я онемела. Взбунтовавшаяся машина вышла из поля зрения видеолокаторов, и я давила в груди жуткую мысль: предал, сука, мразь, все, вот она, кровь взыграла. Или что там у этих тварей закатных.

— Алекса, как ты любишь прощаться? — спросил Олег. — Можно пару красивых слов?

— Вернись сейчас же!

Черт, я ору. А еще — я знаю, на что он рассчитывает, потому что когда нужно сделать самое-самое невозможное, у людей всегда есть последнее ублюдочное прибежище.

— Давай, Алекса.

Голос рокотал прямо у меня в голове, прямиком под черепом. Где-то в ушах звенел крик Дональда, который орал что-то про «какого дьявола», про «Олег, вернись». Обормот уже тоже все понял, но он не знал о главном.

А Дюпон, порывшийся у меня в голове, — знал.

На месте «Танатофора» начал распускаться убийственный цветок режима продвинутой тактики, и связь оборвалась. Там, высоко над нашим курсом раскрылся тот самый зонтик из двух десятков разбегающихся машин, в каждой из которых был маленький конструкционный дефект.

«“Танатофор”, — просила я и тянулась через пространство к чужому ВИ. — “Танатофор”, пожалуйста… Умри со смыслом».

В машинном выражении это наверняка звучало намного проще и суше.

Космос над нами полыхнул взрывами, которые мгновенно слились в одно сплошное сияние. Взрывы трансаверсальных двигателей были серыми, как сама изнанка. Серыми — и оглушительно-слепящими. Я швырнула «Эосфор» вниз, на опасный край гравитационной ямы, а серое покрывало все спускалось и спускалось, и просвет между серостью и черной гибелью становился все неразличимее. Впереди рассекала мир тоненькая желтая линия, к которой надо прорваться на оглушенных приборах, на воющих локаторах, на отшибленных щитах.

Прости, Алекса, но выбора у тебя уже не осталось. Тебе только и осталось — дойти, а остальное за тебя уже сделали.

Меня тряхнуло, повело вниз, и носовые двигатели захлебнулись нагрузкой, удерживая «Эосфор» от пикирования в яму без возврата. Серая пелена все кипела, обжигая мне спину, совсем недалеко мелькнуло что-то огромное, увлекаемое вниз потоками тяготения, и я даже забыла загадать — «Mein Gott, только бы не Дональд».

Все закончилось в одно мгновение: подожженная туманность осталась позади, бездна — тоже, а перед глазами оживала полупрозрачная вязь приборных показаний. Возвращалось все, кроме фрегата «Танатофор».

Мне не было жаль Дюпона. Я ему даже завидовала: он узнал о себе правду, увидел больные звезды иномирья и погиб, забрав с собой тех, кто исковеркал ему жизнь. И вместо того чтобы оценивать новую диспозицию, я думала о том, как хороша такая ослепительная смерть — смерть человека, достигнувшего своей цели. Думала о том, что я тоже так хочу.

Лет эдак в четыреста.

* * *

Песочная планета горела в перекрестиях моего бортового оружия, и у меня осталось достаточно реактивных армагеддонов, чтобы искрошить этот кусок камня.

— И что т-теперь? — спросил усталый голос.

«Теперь довольно неприятный момент».

— Отстреливаем по одному «дыроколу».

— Что?

«Он сейчас так похож на меня, а я так похожа на Трее».

Увы, Дональд. Точка тождества находится неглубоко под поверхностью планеты, и если мы хотим открыть не щелочку, а ворота, «дыроколы» должны попасть точно в цель и иметь немалые запасы топлива.

— Как ты понимаешь…

— Я все п-понимаю.

Ну и молодец, хоть ты, сволочь, и перебил меня. Отстрелить «дырокол» здесь и сейчас — это как отрезать себе ногу. Да, мы не сможем сами вернуться в наш мир, и шанс для двух фрегатов — это проскочить встречным курсом с идущей сюда «Тенью». Да, мы не сможем разворачивать продвинутую тактику: одного «дырокола» хватит только на гомеостазис.

Да, да и да.

— Вводи печать высшего доступа и получай аварийное меню.

Я слушала свой голос, в котором было много холода, я висела в космосе над поверхностью песочной планеты, и самое главное, что мы в любом случае успевали выполнить работу.

— Готово, — сказал обормот.

— Координаты уже вшиты. Пусть ВИ проверит — и действуй.

Дональд не ответил. На пределе действия сканирующих сфер мерцали метки врагов, у нас неспешно шла перепроверка самых важных во вселенной данных. Ей-богу, осталось только закурить и смотреть в желтую больную глубину.

— Г-готово, — доложил Дональд.

— Пли, что ли.

Наверное, стоило бы разорвать синхронизацию, подумала я, когда острые когти вырвали из меня здоровенный кусок живота. Огненный росчерк уплыл к цели, я смаргивала слезы, пытаясь удержать его в поле зрения. Это было прекрасное зрелище: марево боли в глазах, которых на самом деле нет, песочная планета — ключ к финалу нашей миссии — и маленький болид выбора, который я только что швырнула вниз.