– Никуда я не пойду с чужими мужчинами! – выкрикивает она в испуге, одновременно делая шаг назад. – Это haram!

В эту минуту, словно в ответ на произнесенные слова, в гостиную входят две крупные бабы в черных чадрах с полностью закрытыми лицами.

– С нами пойдешь, дорогая. – Одна из них хватает арестованную за руку.

– Закрой волосы! – выкрикивает мутавва, стоящий в проеме двери. – Закрой лицо, грешница!

Исра хватает висящую в прихожей шаль и выбегает. Охранницы берут ее под мышки и ведут. Женщины втискивают ее в стоящий у подъезда большой черный автомобиль с затененными стеклами. Службистки садятся по обе стороны запаниковавшей арестованной, а потом в машину вскакивает водитель в форме полицейского и они уезжают.

Рахман стоит как столб, молча, не в состоянии сделать ни одного движения.

– А ты что здесь делаешь? – обращается к нему мутавва, грозно хмурясь. – Белый мужчина в доме с саудовкой?! Это неожиданность! – выкрикивает он, подходя к обвиняемому.

– Я… – выдыхает Рахман сквозь сдавленное горло.

– Что? Что? Воспользовался, да?! Взять его тоже! – приказывает он полицейским.

– Я муж Исры, – обрел сириец голос.

– Это еще лучше! Эта развратница не только хочет организовать бунт в стране, у нее еще муж неверный! Немусульманин! Белый!

– Я сириец и мусульманин, – упирается Рахман ногами.

– Это расскажешь уже судье.

– Я покажу вам документы! Прежде чем арестуете меня, вы должны удостоверить мою личность!

– Давай бумаги, – более разумный человек в форме протягивает руку.

– Действительно сириец, – сообщает он, изучая паспорт.

– Но это не причина, чтобы он находился с саудовкой под одной крышей, – не сдается функционер, оберегающий чистоту. – Или это твой дом?

– Нет.

– А кто его хозяин?

– Мохаммед аль-Курди.

– А где он?

– В командировке.

– Дело ясное, – довольный мутавва указывает на него пальцем. – Папочка девушки тяжело работает, зарабатывая на хлеб и содержание, а она пользуется свободой и отсутствием контроля и водит к себе домой ухажеров.

– Я муж Исры бинт…

– У тебя есть документы?

– Наверху, в спальне, – Рахман поворачивается и бегом бежит к лестнице.

– Убегает! – верещит срывающимся голосом охранник нравов и традиций. – Убегает! Хватай его!

Двое полицейских подскакивает к молодому супругу, валят на пол, надевают наручники и ведут в машину. Когда сириец старается вырваться, он получает удар в челюсть и валится на сиденье для арестованных.

* * *

Исра посматривает на дорогу и боится все больше. «Это была плохая идея, это была плохая идея, – слова вертятся у нее в голове. – Зачем это мне было нужно? В Америке я каждый день вожу мою маленькую любимую машину, поэтому не должна была делать это здесь. Я вляпалась! Я полная идиотка! Что теперь будет? Что делать?»

Тяжело вздыхая, задает она себе очередной вопрос. Горло ее сжимается от тревоги, и ее охватывает паника, особенно когда машина отдаляется от центра Эр-Рияда, вывозя арестованную на периферию. «Папа меня вытянет, – хватается она за последнюю надежду. – Папа им еще задаст!»

Исра улыбается, успокоенная собственными мыслями. «При его связях и деньгах через пару часов я буду дома». Но она с опаской смотрит на большие железные ворота, которые раздвигаются перед везущим ее автомобилем. Она не имеет понятия, где находится. Высокие, в пять метров, стены заканчиваются витой колючей проволокой с яркими лампами и вооруженной охраной.

– Выходи! – охранницы грубо выпихивают ее из машины, которая мгновенно поворачивает и отъезжает.

Исра теряет шлепанцы, но, подгоняемая кричащими охранницами, бежит по острому гравию, раня стопы. Она входит в здание, где царит полумрак и воняет гнилью. Сразу на нее набрасывают тяжелую, воняющую потом чадру, скрывающую ее с головы до ног. На уровне глаз находится густая сетка, сквозь которую мало что видно. Исре нечем дышать. Ей кажется, что через минуту она задохнется.

– Я хочу позвонить! – выкрикивает она. – Мне разрешено сделать один звонок!

– Молчать!

Крепко сложенная женщина из охраны хватает ее огромной лапищей за шею и через открытую металлическую дверь вталкивает в маленькую камеру, освещенную неяркой лампочкой дневного света, закрепленной на высоком потолке. Позже дверь с треском закрывается. Исру окутывают полумрак, вонь и влажность. С отвращением она присаживается на грязный матрас, брошенный на цементный пол. Она оглядывается вокруг. В одном углу стоит ведро, очевидно, для фекалий. От него и воняет. А в другом на облупившемся столике – таз. Над ним – встроенный небольшой краник. Кроме этого ничего. Женщина не знает, как долго сидит, окаменев как соляной столп. Ни о чем не думает, даже не чувствует страха. Кажется, она впала в летаргический сон.

Железная дверь со скрежетом отпирается, и в клетушку вваливается охранница, на этот раз в форме, но, конечно, с платком на волосах.

– Выходи на допрос! Двигайся, графиня! – орет она женщине прямо в ухо, а потом сдавливает в железной хватке ее руку. – Ну же! Шевелись!

Она постоянно кричит.

Исра, ежеминутно подталкиваемая в спину резиновой дубинкой, проходит по темному коридору с чередой железных, закрытых на засов дверей по обеим сторонам. В конце перехода находится небольшое грязное и душное помещение без окон, в которое ее впихивают. Там стол и два стула. Один из них занимает здоровенная баба со злым лицом. Она долго и внимательно осматривает арестованную, словно хочет просветить взглядом толстую черную чадру.

– Раздеть ее! – приказывает она охраннице, и та тянет за ткань, хватаясь за нее со стороны головы. Под ней атласная абая с вышитыми манжетами и цветным рантом внизу.

– Ну ты и вырядилась!

Женщина презрительно кривит губы.

– Эта шмотка наверняка стоит больше, чем моя месячная зарплата.

От злости она раздувает ноздри и сопит, как бешеный бык.

– А ну, снимай это! Здесь показ мод делать не будешь!

– Мне нужно позвонить, – заключенная очнулась от спячки и с бьющимся в панике сердцем прижимает к груди свой плащ. – У меня есть право на звонок по закону, не так ли? – говорит она уже громче.

– Ты тут мне не будешь рассказывать, на что ты имеешь право, потому что сейчас вне закона! – начальница встает и собственноручно стягивает с девушки черную одежду.

Перед ее бегающими глазами предстает красивое молодое тело женщины.

На задержанной сексуальная пижама, до половины закрывающая округлые ягодицы и открывающая глубокое декольте и округлый аппетитный животик.