Пришлось ограничиться самым коротким замечанием:

– О чем ты, черт возьми, толкуешь, Исаак?

С особой интонацией Карера сказал:

– Этот человек… Вероятно, он ввел тебя в заблуждение, представившись Сяном Сянпином. Его настоящее имя – Маркус Сутъяди, и он в розыске за преступление против сил "Клина".

– Точно, – подтвердил Леманако, и улыбка сошла с его лица. – Тот мудак, что пустил в расход лейтенанта Вьютина и еще сержанта своего взвода.

– Вьютин? Разве он погиб не в Буткинари? – Я посмотрел на Кареру.

– Он был там.

Командир "Клина" выразительно посмотрел на бесчувственное тело Сутъяди. На секунду показалось, будто он собирается сжечь Маркуса своим бластером, здесь и сейчас.

– До момента, когда этот засранец сначала забыл о субординации, а затем свел счеты с Вьютином при помощи его же "Санджета". Убил, и вполне реально. Выжег стек. Следующим оказался сержант Бредвелл, пытавшийся остановить убийцу. Еще двоих он порезал на части. Прежде чем оставшиеся зафиксировали ублюдка.

Леманако мрачно добавил:

– После такого еще никто не ушел от ответственности. Так, лейтенант? Никто не мог убить человека из "Клина" и скрыться. Не было такого урода. Сутъяди – мясо для анатоматора.

– Это правда? – спросил я, будто желал услышать то же самое от Кареры. Встретив мой взгляд, тот кивнул.

– Есть свидетели. Расследование закрыто.

Сутъяди пошевелил ногами, словно собираясь идти.

Ингибиторы с меня удалили чем-то вроде веника, высыпав странные создания в железный ящик. Потом Карера передал мне электронную метку, едва нацепив которую, я увидел, как пауки отступили прочь.

– Прошу на разбор ситуации, – сказал он, жестом приглашая на борт "Чандры".

Оставшихся на песке немедленно потащили назад в купол. Любая их попытка освободиться от нейротюремщиков вызывала подъем адреналина и затем шок от новой инъекции. На оставшейся от представления сцене суетились лишь два сержанта, разгонявшие остатки паучьего воинства по железным квартирам.

Перед тем, как исчезнуть, Сутъяди успел поймать мой взгляд. И едва заметно покачал головой.

Вслед за Карерой я вскарабкался на погрузочную рампу, направляясь в чрево корабля. Пришлось идти по заваленным военным имуществом коридорам мимо висевших рядами снаряженных гравишютов, преодолевая остаточное действие тетрамета. Наконец мы оказались в помещении, похожем на личный кабинет командира.

– Присаживайтесь, лейтенант. Если найдете место.

Каюта была тесной, но тщательно прибранной. На полу лежала отключенная гравикровать. Тут же находился рабочий стол, устроенный как продолжение переборки. На его поверхности виднелся объемный дисплей, небольшая стопка электронных книг и пузатая статуэтка, напоминавшая об искусстве Дома Хань.

На другом столе, занимавшем все остальное пространство каюты, располагались голографические проекторы. Под самым потолком висело два объемных изображения, повернутых так, чтобы наблюдать их с постели. На одном был впечатляющий вид с высокой орбиты над Адорационом: солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь горизонт, зеленый с оранжевым. На другом – Карера в семейном кругу. Как глава семейства Исаак покровительственно обнимал сразу троих детей разного возраста и приятную женщину с кожей оливкового цвета. Вождь "Клина" выглядел счастливым, но я отметил: тело казалось более старым, чем то, что он носил теперь. Найдя простецкий металлический табурет, я сел рядом с проекторами. Проследив, чтобы я уселся, Карера слегка откинулся назад, держа руки скрещенными на груди.

– Был дома? – спросил я, кивая на голограммы. Карера не отводил взгляда от моего лица.

– Когда-то давно. Ковач, ты знал про этого черта… Знал, что его ищет "Клин". Скажешь, нет?

– Пока я не уверен, что это Сутъяди. Его предал Хэнд, назвав Сяном. Откуда твоя уверенность?

Он чуть не рассмеялся.

– Забавный ход. Гномы из корпоративной башни дали мне генетические коды всех боевых тел, выделенных Хэнду. Плюс данные о прошивке – кого и куда закачали. Приятно было узнать, что в его группе скрывался военный преступник. Думаю, кое-кто увидел в этом дополнительный стимул. Дурно пахнущий навар.

– Военный преступник…

Я задумчиво обвел глазами стены каюты.

– Интересен сам выбор терминологии. С позиций человека, наблюдавшего за "умиротворением" в Дикейтере.

– Сутъяди учинил расправу над моим офицером. Над тем, кому был обязан повиноваться. Это преступление – по всем законам военного времени.

– Офицера? Вьютина? – Я не отдавал себе отчета, для чего, собственно, возражал. Скорее всего просто по инерции. – Слушай, а ты стал бы подчиняться Вьютину?

– К счастью, этого не требовалось. Но взводом командовал именно он. И его подразделение считалось самым надежным. Вьютин был отличным служакой.

– Неспроста его называли Собакой.

– Мы здесь не за рей…

– Не за рейтинги сражаемся. – Я изобразил улыбку. – Эта тема немного устарела. Вьютин был гадиной, и ты отлично это знаешь. Коль скоро упомянутый Сутъяди его замочил – значит имел на то вескую причину.

– Лейтенант Ковач! Причины не служат оправданием. – В тоне Кареры послышались неожиданно мягкие ноты. Я определенно заступил за черту. – Любой из подонков-сутенеров с Плаза делос Кайдос имел причины разукрасить лицо каждой из своих шлюх, что, однако, не служит доказательством правоты. Свои причины имел также Джошуа Кемп, и с его собственной позиции эти причины могут казаться очень даже резонными. Что ни в коем случае не делает Кемпа правым.

– Исаак, нужно думать, что говоришь. Иногда релятивизм такого сорта доводит до ареста.

– Вряд ли. Видел Ламона?

– Видел…

Наступила вязкая тишина.

– Итак, – не выдержал я, – отправишь Сутъяди под ана-томатор?

– У меня есть выбор? – Мне осталось лишь смотреть в его глаза. – Лейтенант, мы служим "Клину". Сам знаешь, что из этого следует. – В голосе Кареры зазвучали более твердые интонации. Не знаю, кого он убеждал на самом деле. – И ты дал присягу, как и все остальные. Поэтому имеешь доступ к кодам, к информации. Ты знаешь, что мы стоим на страже единства перед лицом хаоса. И все это знают. А враги, против которых мы воюем, должны знать другое: никому не взять нас за горло. На нас должен работать ужас, если, конечно, мы хотим действовать эффективно. А солдаты должны усвоить, что ужас этот возведен в ранг абсолюта. В любом случае ужас окажется в них самих. Иначе "Клин" перестанет существовать как единый организм. Я устало закрыл глаза.

– Как бы там ни было…

– Мне не обязательно знать, что ты видел казнь. – Карера встал со своего места. – Как бы там ни было, свободных мест в зале не останется.