— У меня есть план. — Нона села на кровати. — Почти весь, кроме последней части. И нет, Клера, я не хочу бросать ее в провал.

— Давай послушаем. — Ара соскользнула с кровати и придвинула стул, как будто ей нужно было расстояние, чтобы правильно оценить предложение Ноны.

Нона нахмурилась. У нее было чувство, что они все закапывают себя глубже, чем когда-либо прежде, и уверенность: то, что они решат сейчас, нельзя будет отменить, оно будет управлять их судьбами в течение многих лет — если, конечно, у кого-то из них есть много лет или даже один год, на который можно рассчитывать.

— Если вы подойдете к моей кровати в дормитории и протяните руку под нее, то найдете сумку, привязанную к нижней стороне одной из досок. — Нона взглянула на Гессу. — Я взяла ингредиенты не только для черного лекарства, когда совершила набег на склад Отравительницы.

По лицу Клеры медленно расползлась улыбка.

— Там вы найдете пучок сушеной кот-травы и...

— Ингредиенты для бескостной смеси, — шумно обрадовалась Клера. — Мы отравим ее, а когда она будет слишком слаба, чтобы двигаться ...

— Но ведь все это увидят! — запротестовала Гесса.

— Нет, если я сделаю это в туннелях, — сказала Нона.

— А потом? — спросила Гесса.

— Ну… Я еще не придумала, — призналась Нона. Часть ее хотела связать Йишт, оттащить ее в самую отдаленную шахту и оставить там висеть.

— Бочки… — Рули подняла голову. — Бочки!

— О чем ты говоришь? — спросила Ара.

— Мы посадим ее в бочку, — сказала Рули.

— Великолепно. Тогда у нас будет смертоносный воин в бочке. — Ара развела руками.

— Зато легко скатить с утеса! — сказала Клера.

— Винная бочка, — продолжала Рули. — На винодельне полно пустых. Мы засунем Йишт внутрь, набьем бочку соломой и поставим рядом с остальными для фургона. Он придет завтра.

— А когда ее откроют? — спросила Нона.

— Завтра фургон отправляется в Марнпорт. Я знаю, потому что он идет к моему отцу, который переправит часть вина через Марн в Дарн. Те, что предназначены для корабля, помечают руной его имени. Я могу поставить эту руну на бочку Йишт, и ее отправят в Дарн!

— Великолепно. — Клера захлопала в ладоши. Она потерла лоб, возможно, вспоминая, как Йишт сбила ее с ног на Мече. — А они могут столкнуть ее бочонок за борт, когда выйдут в море?

— Это не сработает. — Гесса стукнула костылем по стулу. — Бочонок вина стоит не меньше соверена. А ты не подумала, что они могут сосчитать, сколько им положено взять? На учетных свитках сделаны всевозможные записи и...

— Я знаю, — сказала Рули. — Я помогала Сестре Дуб. Она говорит, что я — прирожденный торговец.

— Но разве Йишт просто не выйдет из бочки и не вернется? — спросила Ара. — Я имею в виду, как бы забавно это ни звучало, разве мы не рискуем быть убитыми только для того, чтобы доставить ей неудобства на несколько дней?

— Ты ее не видела, — покачала головой Нона. — Шахту, я имею в виду. Она должна вести вниз из комнаты Йишт. Когда Йишт не придет охранять Зоул, монахини зайдут в ее комнату. И увидят туннель вниз. Мы позаботимся, чтобы увидели. Они проведут расследование, и настоятельница узнает, что целью было корабль-сердце. К тому времени, как Йишт выйдет из бочки, каждая сестра в Сладком Милосердии получит приказ остановить ее, едва увидев, и у Шерзал тоже будет куча неприятностей!

Гесса и Нона сидели вместе в конце классной комнаты на Духе. Сестра Колесо утверждала, что чем дальше от доски сидит послушница, тем больше она склонна грешить. Нона с гордостью прислонилась спиной к задней стене. Зоул сидела почти вплотную к доске, так что меловая пыль попадала ей на нос. Йишт никогда не сидела на уроках, или, по крайней мере, она никогда не сидела на Духе — единственный урок, на который она была допущена, — а стояла у стены как можно ближе к Зоул.

На этот раз, хотя ее глаза были направлены на лед-женщину, Нона сосредоточилась на маленьком окне над ее головой. Снаружи лед-ветер раздувал щеки, завывая достаточно громко, чтобы заглушить литанию Сестры Колесо. Постоянно проносившийся мимо окна мокрый снег создавал иллюзию, что купол — это огромный корабль, движущийся кормой вперед по морю льда.

— И как же она собирается сбежать с ним? — прошипела Гесса.

— Что? — Нона оглянулась, стараясь говорить тихо.

— Эта... штука... если Йишт ее получит. Почему она думает, что сумеет с ней сбежать?

— Если она вошла, — сказала Нона, — то сможет и выйти. И она, вероятно, не знает, что мы с Сестрой Сковородка чувствуем сер... эту штуку.

— Зато она разбирается в нить-работе. Шерзал вряд ли отправила бы ее сюда, если бы не разбиралась. Здесь может быть дюжина монахинь, которые мгновенно почувствовали бы, если бы эту штуку переместили — а, может быть, даже за несколько минут до этого! Они достаточно быстро набросились на твой кинжал.

— Но никто из монахинь даже не родился, когда туда поместили корабль-сердце. Как они связаны с ним? И есть ли у них сейчас доступ к нему? Возможно, оно окружено стеной со всех сторон. Или нити к нему не прилипают… Я не знаю. — Глаза Ноны снова метнулись к женщине, темной на фоне стены, взгляд которой, в свою очередь, не отрывался от Сестры Колесо, а одна рука лежала на рукояти тулара. Странно, неужели она думает, что может просто выйти незамеченной из монастыря вместе с корабль-сердцем? Или она действительно считает, что сможет пробиться сквозь Красных Сестер, как будто они ничто?

— Нона и Гесса — я не решаюсь назвать их послушницами — семь раз повторят молитву императора перед Предком после урока. — Сестра Колесо повысила голос, чтобы он долетел до них сквозь завывание ветра. — Госпожа Академия говорит мне, что было время, когда можно было отрезать послушнице язык за пустую болтовню в классе Духа. Так что пусть это будет свидетельством того, что не всякий прогресс является хорошим.

Наказание Сестры Колесо означало, что Клере придется делать яд в одиночестве, на том самом мысу, где неделю назад они варили черное лекарство. Нона решила, что Клере будет очень трудно — если она вообще справится — с дующим ледяным ветром и без Гессы, которая могла бы разжечь огонь.

Пока Нона и Гесса опять и опять повторяли молитву императора, все четырнадцать стихов, стоя на коленях у основания золотой статуи Предка, Ара и Рули приводили в порядок бочку и корректировали записи. Рули занималась бумажной работой, а Ару назначили «отвлекать внимание». Ее ранг и красота идеально подходили для этого.

Нона поерзала на ноющих коленях. Сестра Колесо не дала им молитвенных подушек. Монахиня свято верила, что боль и молитва идут рука об руку.

— Предок направь императора в его выборе и поступках. Присмотри за ним на восходе солнца и на закате. Присмотри за ним в долгих ночных переходах. Присмотри за ним...

— Она ушла. — Гесса зашаркала вперед. Из–за иссохшей ноги ей было позволено сидеть, а не стоять на коленях — факт, который, казалось, оскорблял Сестру Колесо сильнее, чем если бы Гесса объявила себя сторонницей Церкви Надежды и занялась наблюдением за звездами.